ОНА И ТЫ

I. ПРЕДСМЕРТИЕ.

Слова
"теперь" или "потом" -
в цепи времён -
лишь звенья.
Мне день и ночь грозит потоп
реки забвенья.

Поди,
оцени этот подвиг простой
в знаках формул иль в цифрах смет,
тот подвиг,
что ради жизни скоростной
всё живое идёт на смерть.

Жизнь предсказаньем не измерить -
избалована очень:
то ей захочется бессмертья,
то прекратиться тотчас.

... Хаоса
разгребя завал,
ворвался в жизнь, сорвав утробный глянец,
меня сюда никто не звал,
я - самозванец!

Не отведавший годов ещё,
когда-то звавшися Микою,
Теперь я -
чудесное чудовище -
замыкаюсь в себе и мыкаюсь.

И каждый мой час уязвим,
чуть что -
и воспрянет из тела душа;
рождения криком своим
смертей молчаливых не заглушат.

Не спрячет меня ни сон, ни работа,
попытка скрыться -
смешит и сердит,
ведь если нужно найти кого-то,
то это смело поручат смерти.

Являются в спешке незванные годы
и валят на плечи старости глыбу.
Бодримся. И слёзы свои маскируем
в коды
улыбок.

Дни - бегу,
сквозь новизны утиль,
ночами -
у тел в стогах,
но смерть догоняет,
живым не уйти,
убежище только в стихах.

Пусть жизнь надежды потрошит,
пусть мало со счастьем потанцевали,
но смерть до тех лишь пор страшит,
пока она в потенциале.

Но вот, соблюдая устав,
заболею,
засобираюсь к чертям.
Рак, не обгладывай кости,
оставь
хоть немного мяса червям.

И тут уж кричи, не кричи,
потухнет музыка на моём балу,
белыми ворОнами слетятся врачи
к операционному столу.

И не успею в последнем бреду
замлеть,
как люди-предатели меня предадут
земле,

без колебаний преданность продана,
людное кладбище - новая родина.

Лишь я вкушу покой,
заполнен ли,
проверьте,
последний паспорт мой -
свидетельство о смерти.

Земля сомкнётся надо мной
как море над ныряльщиком,
вновь одиночество одно
со мной осталось в ящике.

Хоть в земле от одиночества сохраните,
которого вы никогда не замечали.
Люди,
вы меня схороните
в братской могиле моих мечтаний.

И только потом,
поняв, что я подлинник,
людишки схамелионят подленько,

печалью станут все темнеть,
что жизнь мою затмили,
достался, жаль, успех не мне,
а лишь моей могиле.

Ну, а пока
по берегу ношусь,
сопя,
к вам,
в поисках брода,
ведь мой инстинкт -
продлить непосредственно себя,
не слабей инстинкта продолжения рода.

Но чтоб длиться,
нужно изумлять.
Мир грядущий!
Оглядываясь,
шею
не сверни.
Не волнуйся,
я оставлю тебе,
Земля,
на память о себе
неизгладимый сувенир!

II. ПОЖИЗНЕННОЕ ЗЛОКЛЮЧЕНИЕ.

В стремленьи жизнь увековечить,
попутно можно изувечить.

Вот для примера взять влюблённых,
клеймящих именами клёны,

дубы - лесные насажденья
под впечатленьем наслажденья.

"Он + она" - пиши бездумно,
ведь всё одна и та же сумма.

И эта истина резная
мне в мысли вдруг внесла разлад -
слагаемых в глаза не зная,
предугадаешь результат?

Значит, это равенство есть тождество?
Подставлю себя с любой -
и оно выполнется?
Исполнится?
Так что же? Действуй!
Пусть недоношенный плод фантазии выплюнется.

... Вечер с неба упал, как десант,
город окружил и взял,
и впал
в плен
Петербург-Санкт
и с ним
новостройка вся.

Иду.
На душе - ни поздно, ни рано.
Мрачно - время огни вздымать.
Планово, плавно
аисты кранов
приносят кварталам
детей - дома.

Иду, чтобы причинить радость
себе и любой возжеланной,
преподать
пороков прянность
и невинность объятий
мужлана.

При долгожданном
дележе считал
и то,
что у души в глуби.
Ты целиком нужна мне, женщина,
моя сотрудница в любви.

И вот тело нашёл,
одиночеством скованное,
а на лицевой стороне головы,
я смог лишь готовность
глазами уловить.

Я старался отпущенное мне наверстать,
желанье прекраснее без прикрас,
мне ночь приказала счастливым стать
и я не посмел
не выполнить приказ.

И вырвал миг
из цепких часов,
Любви пик,
неприступный для слов.

И отказал нам разум,
свершив тем преступленье,
и схвачены оргазмом
на месте иступленья.

Блаженство, излив потоки,
блажью мозги свело:
чужая душа - потёмки,
но, кажется, в ней светло.

И вот в добре и зле,
отбросив смысл прежний,
я в душу к ней залез
и обнаружил нежность.

Мне стало глубоко,
и я пошёл ко дну,
а разум стал наверх тянуть,
и я не спасся, я в ней утонул,
но как удобно в нежности тонуть.

Нам было сладко, жили слитно,
как нож и ножны.
Любовь пришла скорополитно -
ей всё ведь можно.

Я брошен временем в любви порочный круг,
чтоб среди мяса различить я смог
и вечность глаз, и белонежность рук,
удушливых объятий смог,

с кислинкой, будто сок ревЕня,
как ель, но только выше ствол,
поцелований сокровенья,
прикосновений волшебство.

Я усмотрел в ней ласку и покой,
вздыхал её соблазн и доброту,
уверовал, как люди испокон
веков:
"Я с нею до конца бреду".

Подарок судьбы,
усладой наполнен,
я знал, что я был
любимый любовник.

Моя сокровищница дум
жила почти без примененья,
ведь женщине не нужен ум -
нужно уменье.

Я оказался лоном полонён,
рассудок мой сидел в остроге,
лишь пустотой был полон он,
и потому я был в восторге.

Но он не хотел жить в неволе
и мне навязал войну.
Один в женском поле - я, воин -
поверил, что в рабство войду.

Помню, мы с ней в траве залегли. Тишь,
лишь сердце молотит.
Склон бёдер, как кипяток, крут.
Безбольно. И только слепни самолётов
впивались в неба круп.

Я сдался рассудку,
отдался теченью,
и долгие сутки
хранил заточенье,

у сердца в камине
я сжёг все признанья
и справил поминки
по воспоминаньям.

Старая любовь - прочь!
В графе "сожаленья" - прочерк,
ты мне потерянность не пророчь,
найдусь у других и прочих.

... Серый снег ниспадает с небес
и на крыше сгущается тесной,
эта крыша - всего лишь навес,
от ненастий всего лишь небесных.

Ну, а я вот живу на ветру,
на ветру бесконечных порывов,
чтоб спастись - вещей мазью вотру
влагу женщин, больших и красивых.

Будь я миллионер
или король
и то, не отверг бы я их чаевых.
И так всегда.
Ведь красота - пароль
для всех неумолимых часовых.

Мне не важно
кто -
красива абы,
и чтоб я
у неё
меж ног.
Я хочу уметь
любую забыть,
а меня -
чтоб никто не мог.

Прощайте, прошлое.
Уже
от вас я насовсем спокоен,
и не являйтесь в неглиже
истлевших дней
ко мне в покои.

Да, налицо спокойствие снаружи;
а каково волнению внутри?
Нежданный шторм мой штиль нарушил,
морщины волн в лицо внедрил.

И снова ты -
как солнце после ночи,
о где вы, толстокожие тучи?
И узнана ревность -
строчки точит,
безумью учит.

Я думал, чтоб тебя забыть,
нужны другие
тела нагие,
чтоб ими твой бальзам запить.

И вот молю тебя: "Добей!"
Мысль колет:
есть просто голод,
и есть невыносимый голод по тебе.

Нам друг от друга б излечиться
и жить здоровым равнодушьем,
а то огонь раздули в лицах
и дуем, думая, что тушим.

Не уходи - кричу - вернись
к объятиям чревоугодий.
Я выжидал тебя всю жизнь,
а жизнь -
она от всех уходит.

Позволь ступить на путь
проторённый,
я по запаху
тебя найду
без собак,
и догнав,
над тобой,
к любви приговорённой,
занесу себя.

Но не догнать,
во тьме невзгод
тех беглых дней, чей светел дух.
Теперь я вижу,
старый год
лучше новых двух.

В ничьей ночи
сижу - сова -
и сердце бьётся у виска,
как грустно новые слова
для древних помыслов искать.

Бумагу исписываю настоящим,
в тебя метая букв бисер,
но я - забытый почтовый ящик,
и из меня не вынут писем.

Не в силах я любить короче,
уж слишком длительная тема,
я знаю, ты не стОишь строчки,
а я пишу тебе поэму.

... Я вышел из стен.
Случайности ребус
на улицы сброд свёз.
От пиршества солнца на скатерти неба
остались крошки звёзд.

Толпится безлюдье,
никчёмные лица.
Зачем мило злиться? -
мне надо быть лютым.

Вопрошаю: терпеть себя доколе?
И держу ответ, рвущийся из груди -
просто мне трепетно толпу ледоколить,
как горожанину лестно по лесу бродить.

Тревога в сердце славит дрожь,
и страх рождает предвкушенье
того,
что лишь тогда поймёшь,
когда предвидишь покушенье.

И мания не может помещаться
в блокаде черепа.
И рухнет окруженье.
Тогда никто не помешает помешаться,
и я отпраздную ночь своего рожденья.

К тебе ворвусь, изувеченный,
и выгрызу дикие складки,
уважу голод по человечине,
известно: останки - сладки.

Не вскружит голову аромат трупный,
смерть твоя
мне нужна,
теперь мне радость станет доступна
как мужу - жена.

Довольный, оближу кровавые губы,
для алиби выберу одну из версий,
в последний раз, любовно,
грубо
пошевелю перстами перси.

И наконец мне станет лучше,
смогу в надежду деться,
забуду, как бесстрастный случай
столкнул нас сердце к сердцу.

Замкнусь с утра и до утра
у творчества в усадьбе,
найду согласную играть
и с ней сыграю в свадьбу.

... И когда, казалось, сгнило
прошлое-урод,
ты вновь восстала
перед глазами.
Нет, ничто в нас не умрёт
раньше, чем мы сами.

И снова наплывает бред,
лишь ты -
всё остальное выжил,
к чему недосягаемость планет? -
твоя недосягаемость мне ближе.

За то, что за тобой мечусь
мне голову срежут, чтоб проще стал,
и только тогда я помещусь
в прокрустово ложе общества.

... Гряду.
И путь мой - годы.
То день, то ночь - как маятник.
Тебе,
моей невзгоде
воздвигнул я злопамятник.

1965 (?)

P. S.
Самое смешное, что школу я закончил с единственной четвёркой - по русской литературе. За сочинение ставила оценку комиссия, которая таким образом ограничивала количество евреев, получающих золотые медали. С моей серебряной антисемиты могли ещё как-то смириться. Комиссии не понравился стиль моего сочинения в каком-то месте (я знаю - в каком), а так как это критерий субъективный, то обжаловать их мнение было невозможно, но я и не пытался. Так что моя учительница литературы не виновата в моей четвёрке за сочинение - на уроках я получал пятёрки.
Несколько лет назад мне удалось через знакомых в Питере разыскать Лилию Анатольевну. Мы даже переписались пару раз по электронной почте. Однако, когда она узнала о "сексуальной направленности моего творчества", наш контакт прервался.
Но прошлое остаётся незыблемым, и с ним моя неизменная благодарность Лилии Анатольевне и "Beatles" (так называли бы по-английски Вадима и Жанну Жук) за Маяковского и за вечную музыку.

Михаил Армалинский

Читай, писатель. Пиши, читатель: GEr@mipco.com

Роман Ольги Воздвиженской "Море и остров" в серии "Улица красных фонарей", о которой я писал в General Erotic 99.
В General Erotic 88 произошло игрище "Угадайки" - были приведены два куска из романа, инкогнито, и читателям предлагалось определить, написаны они мужчиной или женщиной.
В General Erotic 89 народ бросился отгадывать, и я раскрыл ответ на загадку. Теперь эта книга вышла и гадать не придётся - в ней всё по делу сказано.

ОЛЬГА ВОЗДВИЖЕНСКАЯ. МОРЕ И ОСТРОВ, 2004, Москва, ИЗДАТЕЛЬСТВО "ВРС" Серия "Улица красных фонарей" 263 стр. ISBN5-94451-031-5
Запросы направлять по адресам: lomonosowbook@mtu-net.ru ladomir@mail.compnet.ru

Эта книга о том, как сливаются в чувственном объятии две стихии: струящаяся вода и земная твердь, женщина и мужчина. Каждый из партнеров рассказывает свою историю, а встретиться им суждено в полосе прибоя. Роман — о поколении тех, кому сейчас от тридцати до сорока.

Увлекательное предисловие РОМАН "ОТ РЕДАКТОРА" написано Владимиром Львовым.

Скачивайте листовку книг серии "Улица Красных Фонарей", где публикуются лучшие эротические сочинения всех времен и народов, зарубежная классика жанра, произведения современных русских авторов.
Особливо следует прочитать о книге под номером 39

В серии "РУССКАЯ ПОТАЁННАЯ ЛИТЕРАТУРА" издательства "ЛАДОМИР" вышли:

1. Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова.
2. Под именем Баркова: Эротическая поэзия XVII - начала XIX века.
3. Стихи не для дам: Русская нецензурная поэзия второй половины XIX века.
4. Русский эротический фольклор: Песни. Обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частушки.
5. Анти-мир русской культуры: Язык. Фольклор. Литература (сборник статей).
6. Секс и эротика в русской традиционной культуре (сборник статей).
7. Заветные сказки из собрания Н. Е. Ончукова.
8. Народные русские сказки не для печати. Русские заветные пословицы и поговорки, собранные и обработанные А. Н. Афанасьевым.
9. В. И. Жельвис. Поле брани: Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира (второе издание).
10. Русский школьный фольклор: От "вызываний" Пиковой дамы до семейных рассказов.
11. Заветные частушки из собрания А. Д. Волкова. В 2 томах.
12. Анна Мар. Женщина на кресте (роман и рассказы).
13. А. П. Каменcкий. Мой гарем (проза).
14. Эрос и порнография в русской культуре.
15. М. Н. Золотоносов. Слово и Тело: Сексуальные аспекты, универсалии, интерпретации русского культурного текста XIX - XX веков.
16. "А се грехи злые, смертные..." Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X - первая половина XIX в.) (сб. материалов и исследований).
17. "Сборище друзей, оставленных судьбою". Л. Липавский, А. Введенский, Я. Друскин, Д. Хармс, Н. Олейников: "чинари" в текстах, документах и исследованиях. В 2 томах.
18. "Тайные записки А. С. Пушкина. 1836-1837". 2001
19. Г. И. Кабакова. Антропология женского тела в славянской традиции.
20. Национальный Эрос и культура. Сборник статей. Т. 1.
21. М. И. Армалинский. Чтоб знали!: Избранное 1966-1998. 2002
22. С. Б. Борисов. Мир русского девичества. 70-90 годы ХХ века.
23. Рукописи, которых не было: Подделки в области славянского фольклора.
24. М. Н. Золотоносов. Братья Мережковские: Книга 1: Отщеpenis Серебряного века.
25. "А се грехи злые, смертные...": Русская семейная и сексуальная культура глазами историков, этнографов, литераторов, фольклористов, правоведов и богословов XIX- начала ХХ века. Сб. материалов и исследований. Книги 1-3. 2004
26. Д. Ранкур-Лаферьер. Русская литература и психоанализ. 2004
27. "Злая лая матерная..." Сборник статей под ред. В.И. Жельвиса. 2005
28. Голод С. И. Что было пороками, стало нравами. Лекции по социологии сексуальности. 2005

Серия издаётся с 1992 года.

Обращайтесь за этими книгами в Научно-издательский центр "Ладомир", координаты которого указаны в рекламе моего кирпича, что выше.

©M. I. P. COMPANY All rights reserved.

Search Engine Submission