(Все права принадлежат Ольге Воздвиженской)
Предисловие к книге
Тайные записки А. С. Пушкина 1836—1837:
Пер. с фр. / Публ. М. И. Армалинского. — СПб.: Издательский Дом "Ретро", 2004.
— 176 с. ISBN 5 94855 026 5
© Ольга Воздвиженская
"Ты вот натворил невесть что, а отвечать кто будет?
Пушкин?"
Распространенная бытовая фраза
ЧЕЙ ПУШКИН?
Подобно всякому великому явлению жизни, Александр Сергеевич Пушкин за двести
лет существования в культуре стал не только предметом многочисленных исследований,
научных открытий, гипотез и догадок. Вокруг личности поэта, как и вокруг других
героев отдаленной или недавней русской истории — от Александра Невского до
Бориса Ельцина, — естественным образом сложилась некая мифология. Притом и
официальные биографические "жития", и сплетни кухонного типа, как правило,
равно далеки от истины, которая на поверку оказывается чем-то более сложным
и противоречивым, чем линейный ход жизни и деятельности героя того или иного
российского мифа. Оно и понятно — любой такой герой в основе своей живой человек,
а жизнь отнюдь не просто черно белое явление.
Вот и Пушкин по разному виделся своим современникам и потомкам. На это влияли
и время и место — например, в феврале 1937 года в докладе Н. Тихонова в Колонном
зале Дома Союзов на праздновании 100-летия со дня смерти Пушкина было сказано,
что любовь к Пушкину, как и любовь к наркому Ежову, является формой любви
к товарищу Сталину. Но в те же времена родился анекдот о двух "ворошиловских
стрелках", искренне не понимавших, почему в центре Москвыстоит памятник Пушкину,
хотя Дантес стрелял метче. Кроме реального Александра Сергеевича в сознании
читателя сосуществуют советизиро
ванный Пушкин Тынянова и легкомысленно светский "Пушкин в жизни" Вересаева;
М. Булгаков, сам ныне ставший классиком русской литературы, очень своеобразно
отозвался устами своего героя о Пушкине в "Мастере и Маргарите"; "Мой Пушкин",
— объявила со всей страстностью Марина Цветаева, но рядом с "ее Пушкиным"
почти одновременно возникли Пушкин парадоксальных хармсовских анекдотов и
Пушкин набоковских комментариев к "Онегину". Две московских средних школы
носят имя Пушкина, но одна (расположенная на месте дома, где родился Александр
Сергеевич) получила его в 1937 году к 100-летию со дня смерти поэта, другая
(современная школа-лицей с усиленной гуманитарной программой) — в 1999 м к
200 летию со дня его рождения; в обеих,
естественно, ученики уделяют особое внимание жизни и творчеству поэта, но
как же не похож канонизированный в период "культа личности" Пушкин 37-го года
на "солнце русской поэзии", особым блеском воссиявшее над свободной Россией
в 99-м. Наконец, время от времени обнаруживаются ранее неизвестные документы
и материалы, проливающие новый свет на жизнь и окружение Пушкина, и каждое
следующее поколение по-своему перетолковывает пушкинский миф. Ибо в том и
величие Пушкина, что он остается для нас современником и его творчество актуально
для России во все времена. Так чей же Пушкин
наиболее "правильный"? И вообще — чей он, Пушкин? Общий. Так и должно быть,
Пушкин — "наше все", но и весь наш, Пушкин — общий и у каждого свой, каждый
имеет право воспринимать великого поэта с той стороны, с какой он воспринимающему
ближе. И вот перед нами еще одна пушкинская ипостась.
В 1986 году в США под именем Пушкина вышла книга, породившая волну откликов,
не умолкающих по сию пору (1). В "Необходимом предисловии" её публикатор —
поэт и прозаик Михаил Армалинский — рассказывает об истории обретения им рукописи
"Тайных записок", и нет нужды эту историю повторять. Советская (и не только
советская) печать сразу же обрушилась на издателя с бранью разной степени
злобности — от брезгливого поджимания губ до требований чуть ли не физической
расправы с публикатором. Книгу, естественно, объявили фальшивкой, хотя, надо
сказать, Михаил Армалинский нигде и никогда не настаивал, что это подлинный
пушкинский текст. Самого Армалинского обзывали эротоманом, извращенцем, распространителем
порнографии и ещё
по-всякому. Но самое большое возмущение вызвал сам факт того, что кто то посмел
посягнуть на "национальную святыню", которая многими понималась как национальный
идол, сияющий в своей непорочной чистоте (у королев, как известно, не бывает
ног, а великий поэт, видимо, не может быть наделен кое-чем другим; и на Солнце
бывают пятна, но на "солнце русской поэзии" — ни-ни; и вообще, Пушкин испытывал
лишь "души прекрасные порывы", души, а не плоти). Издатели не оставались в
долгу и отругивались как умели, одновременно подзуживая обвинителей издать
"Записки" на Родине поэта и предоставить читателю самому судить, что к чему.
Шуму было много, что, естественно, порождало все новые волны интереса к "Тайным
запискам". Окутанная ореолом запретности книга переиздавалась и переводилась
на иностранные языки. За пятнадцать лет "Записки" выдержали несколько русско-американских
изданий, были выпущены во многих странах, и было бы поучительно привести список
целиком.
Итак, по данным на май 2001 года эта книга
опубликована на следующих языках:
* русском: Пушкин А. С. Тайные записки 1836—1837 годов. Minneapolis: M.I.P.
Company, 1986.
Последующие переиздания — 1989, 1991, 1993, 1994, 1995, 1997;
* английском: Pushkin A. S. Secret Journal 1836—1837. Minneapolis: M.I.P.
Company, 1986.
Отрывки напечатаны в журнале: Penthouse Forum. New York, 1991. February. p.
50—53, 84, 86;
* итальянском: Aleksandr S. Puskin Diaro segreto 1836—1837. Roma: Lucarini
Editore, 1991.
Отрывки напечатаны в римском журнале: L’Espresso. 1991. Ь 43. P. 110—112.
* немецком: Alexander S. Puschkin Geheimes Tagebuch 1836—1837. Frankfurt am
Main: Eichborn Verlag, 1992.
Отрывки напечатаны в немецком издании журнала "Penthouse", см.: Penthouse.
Munchen, 1992. Ь 9. S. 66—70;
* французском: Alexandre S. Pouchkine Journal secret (1836—1837). P.: Sortileges
Les Belles Lettres, 1994.
Отрывки напечатаны во французском издании журнала "Penthouse", см.: Penthouse.
Paris, 1994. Septembre. P. 64—67, 158;
* греческом: Alexantr S. Pouskin Mustiko hmerologio 1836—1837. Athens: Kastaniotis
Editions, 1995;
* украинском: Пушкин О. С. Таэмнi записи 1836—1836 рокiв // Лель Ревю. 1995.
Ь 5. C. 26—30 (киевский журнал);
* голландском: Aleksander Poesjkin. Geheim Dagboek 1836—1837. Naarden; Vesting:
Element Uitgevers, 1996;
* исландском: Пушкин А. С. Jatningar Pushkins. Reykholt. Рейкьявик, 1996 (имя
автора набрано кириллицей на обложке и титульном листе);
* испанском: Diario Secreto de Pushkin. Mexico (D. F.): EDAMEX, 1997;
* корейском: Secret Journal 1836—1837. Сеул: Jakkajungsin Publishing Сo, 1997;
* латышском: A. Puskins 1836.—1837. gada Slepenbs Piezemes. Riga: NT Klasika,
1997.
Отрывки напечатаны в рижском журнале: Sexer Plus. 1997. Октябрь. Ь 13. С.
10—13;
* португальском: Alexandre Puchkine Dibrio Secreto 1836—1837. Algrеs: Difel
SA, 1998;
* чешском: Alexander Sergejev iс Puskin. Tajnу Denik 1836—1837 // Specibl
Cats/Sex. 1998. Ь 3—12.
См. также: A. S. Puskin Tajny zapisky z let 1836—1837. Praha: Concordia, 2001;
* китайском: A. S. Pushkin. Secret Journal 1836—1837. Taipei, Taiwan: Unitas
Publishing Co. Ltd, 1999.
Отрывки опубликованы в журнале: Unitas Literary Monthly. 1999. Ь 3/173. Р.
51—83. См. 10-11
также: Yalishanda Puxijin Mimiriji. Shanghai: Zhu Hai Publishing House, 1999;
* словенском: Skriv ni Zapiski A. S. Puskina. Maribor: Zalo~zba Obzorja, 2000;
* литовском: A. S. Puskinas Slapti uzrasсai 1836—1837 metai. Siauliai: A.
S. Narbuto leidykla, 2000;
* турецком: Gizli Gvnce 1836—1837 Aleksandr Sergeev ic Puѕkin. Istanbul: Civ
iyazilari, 2000.
См. также: Gizli Gvnlvk A. S. Puѕkin. Istanbul: Papirus Yayinev i, 2001.
* албанском: A. S. Pushkin. Ditari Sekret 1836—1837. Tiranё: Fan Noli, 2000;
Читатель легко заметит, что ни одного российского издания в этом перечне нет,
хотя имеются переводы на языки народов бывшего Советского Союза. По недоброй
русской традиции в России (как и ранее в СССР) эту книгу ругали не читая.
В новейшие времена издательства, случалось, опасались за свою репутацию или
не хотели вкладывать средства в книгу, как им казалось, столь сомнительного
содержания. Хотя все, кто что-либо слышал о "Тайных записках", знают, о чем
они и каким, с какой стороны предстает читателю её главный герой. Но со временем
среди потока ругани стали все чаще раздаваться призывы опубликовать эту книгу
как образец жанра. И отрывки из нее, зачастую в искаженном виде, начали появляться
то в периодике эротической направленности, то в молодёжной прессе, то в альманахах
так называемой альтернативной, возвращенной, диссидентской литературы. К сожалению,
почти все эти публикации волей неволей оказывались пиратскими.
А время шло. Миновала перестройка, все прочнее укоренялись в сознании и жизни
свобода печати и слова, все чаще выходили в свет сочинения на ранее запретные
темы и с ранее запретной лексикой. Уже десять лет существует и пользуется
читательским успехом серия "Русская потаённая литература". Пора "Тайным запискам",
относящимся, несомненно, к русской потаённой литературе, обросшим за пятнадцать
лет собственной мифологией, прийти к российскому
читателю. И вот они у нас в руках.
Не будем вдаваться в дискуссию — автор ли этого текста А. С. Пушкин или только
литературный герой; а если автор не Пушкин, то кто; так или нет было всё на
самом деле; на балу или в борделе познакомился русский поэт с французским
офицером, каковое знакомство оказалось столь роковым. Но нужно признать, что
изображение внутренней жизни мужчины, борьбы между страстями и нравственными
установлениями, размышления о природе любви, творчества, греха, наслаждения,
жизни, смерти и судьбы — все это делает "Записки" не столько свидетельством
эпохи, сколько документом человеческой души, и их исповедальный тон, их предельная
откровенность как нельзя более соответствуют сложности самой темы.
А тема действительно непростая. Не cоветская власть запретила публичное —
устное и письменное — обсуждение интимных вопросов, в частности аспектов чувственности
и телесных удовольствий. К сожалению, в стране, некогда принявшей христианство
византийского толка, склонного ко всяческому умерщвлению плоти (даже вступать
в дозволенный сексуальный союз — венчаться — в период Великого поста запрещалось),
вся эта сторона человеческой жизни сводилась в лучшем случае к формулировке
"беса тешить", а в худшем — именовалась "блудодеянием". Оттого и литература,
прямо скажем, не уделяла сколь-нибудь доброжелательного внимания столь естественным
человеческим потребностям, считая все это низким, постыдным и недостойным.
Даже конкретных примеров приводить не надо — каждый человек, мало мальски
знакомый хотя бы лишь с хрестоматийными произведениями отечественной словесности,
знает, что чувственность всемерно ею осуждалась. А ведь сама литература, печатное
слово, в России однозначно воспринималась как учебник жизни. Неизменная черта
русской культуры — цензура, "управа благочиния", — на деле лишала человека
даже просто слов, с помощью которых можно было бы назвать и объяснить что
нибудь из сферы, относящейся к так называемому "низу". Оставались только всем
известные, но числившиеся неприемлемыми словада и те объявлялись привнесенными
на Святую Русь иноверцами. Что то начало меняться на рубеже XIX—XX веков с
новыми веяниями в искусстве, но тут случился Октябрьский переворот, упрочивший
тиранию, традиционно присущую российскому православному мироустройству.
Однако свято место пусто не бывает. И вакуум, образующийся на месте официальных
умолчаний, заполняется мифом. Каждая национальная культура рождает свой сексуальный
миф. Он может быть самым разным, существенно изменяться в зависимости от контекста,
но всегда сохраняет некие универсальные черты. Одна из них — принадлежность
некоему времени, прошедшему по сравнению с моментом рассказывания мифа. Уже
во времена самого Пушкина полулегендарный Иван Барков воспринимался как литератор
предыдущего поколения. "Пиковая дама", написанная в николаевской России, полна
ностальгии по галантным временам Екатерины II. Поздний роман А. Куприна "Юнкера"
упоминает о том, как юнкера конца XIX века бережно хранили, передавая от старших
курсов к младшим, списки нецензурных сочинений — "юношеских грехов" — Лермонтова;
эти тексты, вероятно искаженные при многократном переписывании, почитались
юнкерами как часть традиции военного обучения и славы русского оружия. Цикл
анекдотов о Чапаеве (не реальном начдиве, погибшем в Гражданскую войну, а
герое фильма братьев Васильевых), его простоватом ординарце Петьке и блудливой,
готовой всегда, на всё и со всеми Анке пулеметчице достиг пика популярности
в 70 е годы ХХ века, воплотив тоску брежневско андроповского общества по простоте
нравов "военного коммунизма".
А самый известный из современных героев русского сексуального фольклора —
поручик Ржевский, герой войны 1812 года, как явствует из "Гусарской баллады"
(советского фильма, от реального содержания которого поручик давно отделился
в массовом сознании). Но не о боевых подвигах гусара повествуют все эти анекдоты
(2).
Примеры можно множить и далее, но проявления такого рода национальной мифологии
однотипны. Причем тенденция обозначилась не только в устной традиции (например,
в анекдоте), но и в писанной словесности. Так, например, "Лука Мудищев" известен
в огромном количестве письменных и опубликованных вариантов, то же относится
и к нецензурным эротическим переделкам "Горя от ума", "Евгения Онегина", "Демона"
и прочих великих произведений русской литературы.
Потребность в сексуальном мифе и сексуальном герое при всеобщей российской
неудовлетворенности в этой сфере — не на деле, но в мыслях — весьма велика
во все времена. Так мог ли пушкинский миф обойтись без этой темы? И мог ли
Пушкин, самая яркая личность в русской истории, не стать объектом пристального
внимания на предмет своей интимной жизни — и, как следствие, героем сексуального
мифа? Свою роль, конечно, сыграла и "двоякая" божественность образа Пушкина:
официозное посмертное прославление поэта при всех российских режимах и — редкий
случай "симфонии" народа и власти — единодушное всенародное признание божественного
величия таланта нашего героя. Пушкинский гений — явление сверхобычное, непостижимое
для простого смертного: "Кто знает, что такое слава? Какой ценой купил он
право, возможность или благодать?.." Дар творца, присущий одному лишь Богу,
выводит Пушкина за рамки обыденной жизни, и потому божественная степень его
поэтического дара требует, соответственно, от своего носителя из ряда вон
выходящих качеств и в прочих сферах. Мы знаем, что Аполлон — бог, повелитель
муз, но и Приап тоже бог, Пушкин же — божественный Абсолют русского культурного
мифа, и вполне естественно, что в его образе гармонично слились аполлонические
и приапические черты.
И ещё — миф рисует нам Пушкина как вечного оппозиционера, бунтаря, певца Вольности
и одновременно — любителя всяческих вольностей, потому неудивительно, что
на обывательском уровне свободолюбивый дух претворяется в неутомимый либертинаж.
И в полном соответствии с античной схемой мифа Пушкин в творчестве и в жизни
сверходарен, неутомим, богоравен, но в то же время и уязвим, как были уязвимы
Ахиллес и Геракл (недаром "Записки" обрываются накануне дуэли, исход же ее
известен). "Тайные записки" не единственное произведение, в коем Пушкин предстает
носителем выдающихся мужских стАтей. Например, опубликован "Донжуанский список
Пушкина". До сих пор не менее, чем творческая история написания тех или иных
пушкинских стихотворений, занимает исследователей и читателей вопрос: кому
из знакомых поэту дам эти стихи посвящены? И что за "чудное мгновенье" случилось
у поэта с Анной Керн? Изменяла ли ему венчанная жена Натали с императором?
А с Дантесом? Были ли у Пушкина незаконные дети от крепостных девок? И где
территориально — в Михайловском или в Болдине? Отсутствие привычки говорить
на подобные темы спокойно и обоснованно лишь подогревает жадный интерес.
А ностальгия по прошлому, по безвозвратно ушедшему "золотому веку" придает
пушкинскому мифу особую притягательность ("Где ты, наша юность, где ты, наша
слава, — золотое время крепостного права?"). Потому и книги, подобные "Тайным
запискам", почти что обречены на сенсационный успех. Кроме того, сенсационность
усиливается ещё одним мифом, гласящим, что буде книга запрещена советской
цензурой и ругаема в официальной советской печати, то уж наверняка в ней написана
если не правда, то нечто весьма и весьма интересное. Это не всегда верно:
книги запрещались по самым разным поводам и просто на всякий случай, "как
бы чего не вышло", — но какое дело мифу до истины?
Очень может быть, что "Тайные записки" представляют собой литературную мистификацию,
в чём для истории литературы нет ничего необычного, — и сам поэт Александр
Сергеевич Пушкин выступал как публикатор наследия покойного прозаика Ивана
Петровича Белкина, "автора повестей"; а в другой раз вывел самого себя в третьем
лице под инициалом — латинской литерой P. — в "Романе в письмах". И если "Записки"
— мистификация, то мы не собираемся ни её разоблачать, ни вставать на её защиту.
Но книга, имеющая столь бурную историю, так явно выразившая срез пушкинского
мифа, свойственный именно
нашему непростому времени — концу прошлого века — и именно неподцензурной
русской ментальности (как и многие другие интеллектуалы, Михаил Армалинский
в 70 х годах минувшего столетия эмигрировал из СССР), такая книга должна быть
издана в России, дабы стать наконец доступной нашему современнику и соотечественнику.
Хотя бы для того, чтобы перестать быть сенсацией, ибо сладок только запретный
плод, а откусишь от него — и, не ровен час, вкус познанного добра и зла может
показаться горьким. Пример тому — тот же "Лука Мудищев", почти двести лет
ходивший в списках или печатавшийся тайно и ограниченным тиражом, после научной,
комментированной, общедоступной публикации ныне привлекает внимание лишь историков
литературы да
искушенных любителей жанра. Была легенда — теперь это просто литературный
памятник. Кроме того, о чем уже было сказано, "Записки" представляют интерес
и сами по себе, безотносительно к вопросу о своей подлинности, являясь в своём
роде образцом столь редкого для родной литературы жанра. Вот мы и взяли на
себя задачу, не ища скандальной популярности, просто поставить точку в многолетней
дискуссии, которая без наличия доступного текста была зачастую лишь сотрясанием
воздуха. А читатель сам разберётся, что это за книга — поношение ли великого
поэта или еще один камешек в основание "нерукотворного памятника".
При подготовке "Тайных записок" к изданию состоялась весьма интересная переписка
с американским издательством "M.I.P. Company" и самим Михаилом Армалинским.
В результате публикатор и правообладатели согласились на мелкую стилистическую
правку (в частности, заменены инициалы героев — русские на латинские, уточнена
пунктуация и сделаны еще некоторые незначительные изменения), но сама книга
в точности воспроизводит американскую публикацию 1986 года, неоднократно тиражировавшуюся
как по-русски, так и в переводах на другие языки. Что же до содержания, духа
эпохи, достоверности фактов, оправданности языка "Записок" (а если верить
"Необходимому предисловию", текст является переводом зашифрованного французского
подлинника, ныне безнадежно утраченного), то за всё это отвечает автор, кем
бы он ни был.
Многажды разруганные, обвиненные во всех смертных грехах, разобранные исследователями
по косточкам, "Тайные записки", мы надеемся, начинают новый этап своего многострадального
бытия — в России. Вероятно, и это издание в серии "Русская потаенная литература"
вызовет споры, нападки или восторги, новый виток практической "парапушкинистики".
Но как сказал некогда сам герой "Тайных записок": "Хвалу и клевету приемли
равнодушно и не оспоривай глупца".
Ольга Воздвиженская, 2001
1. Отклики на "Тайные записки" тогда же начали
собираться Давидом Баевским и составили отдельную книгу. "Парапушкинистика"
Давида Баевского за пятнадцать лет неоднократно переиздавалась и дополнялась.
Для удобства читателя отклики на "Тайные записки", переписка издателей с "критиками"
и комментарии Д. Баевского расположены в ней по хронологии, см.: Баевский
Д. Парапушкинистика. Minneapolis: M.I.P. Company, 1996. Новейшие
дополнения размещены на сайте издательства: http://www.mipco.com.
2. Очевидная слава поручика Ржевского на сексуальном поприще эксплуатируется
в современном рекламном бизнесе, который всегда ориентирован на мифы массового
сознания. Недавно выпущены в продажу отечественные презервативы марки "Гусарские"
— вероятно, со шпорами?
POSTSCRIPTUM 2004 ГОДА
...Так все и получилось. И хвалы, и клеветы было море. И полемизировать
с глупцами мы, конечно, не стали. Хотя нападок в свой адрес услышали предостаточно.
При этом отрадно, что и умных людей нашлось тоже предостаточно.
Например, было замечено, что за все годы существования "Тайных записок" о
них ни слова не сказали потомки Александра Сергеевича, образующие довольно-таки
организованное и сплочённое интернациональное сообщество. Можно только догадываться,
почему эти дамы и господа никак не реагируют на существование данного текста:
то ли относятся к нему с юмором, достойным великого предка, то ли считают,
что ввязываться в свару — дело не дворянское. Надо отметить, что, к чести
российского правительства, оно поступило так же — публично отказалось комментировать
факт выхода "Тайных записок" в
России (1).
А свара разыгралась таки нешуточная, как мы и предполагали. Книга разлетелась
за несколько месяцев. Ее презентация в Центре современного искусства им. А.
Зверева (который, в силу случайного совпадения, располагается на самой что
ни на есть родине поэта — в Немецкой слободе, в трех минутах ходьбы от места,
где стоял дом Пушкиных) была предварена сообщением ИТАР—ТАСС, повторенным
многими и многими российскими СМИ. Литературно-филологический официоз, а также
воспитанные на его заветах читатели старшего поколения в очередной раз завозмущались,
замахали красными флагами и просто руками, а кое-кто потребовал суда теперь
уже над российскими издателями. Но были многие и многие, для кого "Записки"
оказались если не откровением, то книгой, вызвавшей совершенно новые размышления
и о Пушкине, и о русском поэте как о феномене, да и о человеческой природе
вообще. Ведь не бывало ещё русского сочинения, столь подробно и пристально
исследующего соотношение духовного и телесного, человеческого и божественного,
творческого и повседневно бытового. Те, кто обзывал записки "грязной порнографией"
и "клеветой на великого поэта", похоже, были просто заворожены именем Пушкина
на обложке и словом "пизда" на первой же странице. А потому саму книгу толком
так и не прочли. И не сумели оценить ни глубину анализа, ни качество текста,
ни смелости и честности тех, кто рискнул донести это сочинение до читателя.
Короче, книга, связанная с именем легендарного поэта, сама стала предметом
легенды, которая творится на наших глазах и — порой невольно — нашими руками.
В далекой Миннесоте Давиду Баевскому с выходом российского издания "Записок"
прибавилось работы. Количество откликов, начиная с 2001 года, превысило всякое
разумение. "Парапушкинистика" разрасталась
с каждым днем и вскоре вышла четвертым изданием. На сей раз — отпечатанным
в России. По объему эта книга уже примерно впятеро больше исходного текста,
и пока что она заканчивается 2002 годом. Но в реальности конца края этому
процессу не видно.
Нельзя отмахнуться от того, что вслед за Россией текстом заинтересовались
бывшие восточноевропейские её "союзники" по Варшавскому договору. К перечню
переводов прибавились издания на:
* сербском: Tajni Dnev nik A. S. Puskina 1836—1837. Beograd: Zepter Book World,
2002;
* болгарском: Тайните записки на Александър Сергеевич Пушкин 1836—1837. София:
Кибеа, 2002;
* венгерском: Puskin titkos naploja 1836—1837. Debrecen: Tоth Kоnyvkereskеdеs
еs Kiadо Kft., 2003.
* румынском: Alexandr Puskin. Jurnalul secret 1836—1837. Bucharest: Hustler
Magazine, May 2001 — Septembrie 2003.
Очевидно, что, какими бы ни были причины, "Тайные записки" весьма востребованы
в современном мире. До сих пор находятся люди, спрашивающие: "А это правда
Пушкин написал?" И я по-прежнему отвечаю: "Не знаю". Да это уже и не важно.
Может быть, это и подлинный текст Александра Сергеевича, может быть, чья то
попытка стать вровень с великим поэтом или самоотождествиться с ним, или это
великолепный образчик русского постмодернистского романа, или блистательно
удавшаяся литературная провокацияЙ
В любом случае эта книга принесла читателю немало радости. И еще принесёт.
Потому вот оно — второе российское издание "Тайных записок".
Ольга Воздвиженская
3. См.: Баевский Д. Парапушкинистика.
4 е изд. Миннеаполис: M.I.P. Company, 2003. С. 298. О четвертом издании "Парапушкинистики"
мы еще скажем отдельно.
© Ольга Воздвиженская
M.I.P. Company e-mail:mp@mipco.com