ВЫПУСК СТО ДЕВЯНОСТЫЙ

13 марта 2009
General Erotic No. 190

М. И. Армалинский
"Чтоб знали!"
Избранное, 1966-1998
в пер. 860 cтр., 2002
Издательство: "Ладомир" Серия: "Русская потаенная литература"
ISBN: 5-86218-379-5 

В авторский том Михаила Армалинского вошли стихи и проза, написанные как еще в СССР, так и после эмиграции в 1976 году. Большинство произведений скандально известного писателя публикуется в России впервые. Основная тема в творчестве Армалинского - всестороннее художественное изучение сексуальных отношений людей во всех аспектах: от грубых случайных соитий до утонченных любовных историй, а также проблемы сексуальной адаптации советского эмигранта в свободном мире.

Обращайтесь в склад "Ладомира" 8-499-729-96-70 или обращайтесь по электронной почте: ladomir@mail.compnet.ru
"Чтоб знали!" продаётся в книжных магазинах Москвы, Петербурга и др. городов.
Покупайте по интернету в "Библиоглобусе", "Озоне" и в др.
В США посылайте заказ в M.I.P. Company по адресу mp@mipco.com

* * *

(Обнаружил опечатку. На стр. 578, в 12 строке снизу: "прупруденция", а должно быть "прудпруденция" - от "пруд прудить". Исправьте, пожалуйста, у кого книга имеется.)

ВТОРОЙ ТОМ ПАРАПУШКИНИСТИКИ
- САМОГО БОЛЬШОГО И СМЕШНОГО СБОРИЩА ДУРАКОВ, ПОДЛЕЦОВ
И НЕСКОЛЬКИХ ЧЕСТНЫХ И УМНЫХ ЛЮДЕЙ

Аудиокнига

А. С. Пушкин Тайные записки 1836-1837 годов

выпущена издательством Вира-М в Санкт-Петербурге

13 марта 2009

Михаил Армалинский

В General Erotic 188 я предъявил общественности свой первый эротический рассказ, писаный в 1966 году. У меня осталось ещё два полурассказа и две одноактные пьески из того времени, что лежат архивно, никогда не публиковавшиеся. И лежали бы, но я решил облегчить работу любопытным из будущего - пусть изучают мои первые шаги не в плохоразборчивом рукописном, а в электронном формате.
Никаких изменений я не делаю - что было, то было. А значит и будет.

Ниже зарисовка, явившаяся результатом моего первого посещения пивного бара. Он был на Невском у Казанского собора. Меня тогда поразила поголовная способность посетителей выпивать огромное количество пива и водки. Я никогда раньше не был свидетелем такой массовости и единства целей.
Разве что на первомайской демонстрации.

Михаил Армалинский
Времяпрепровождение
17 февраля 1967

Простояв в очереди на морозе с полчаса, я всё-таки попал внутрь. Одноглазый швейцар закрыл за мной дверь и принялся снова выворачивать карманы у пьяного мужчины, который совершенно не сопротивлялся обыску, а лишь безразлично наблюдал, пытаясь до конца осознать происходящее. Начало этой процедуры я видел сквозь стекло, ещё стоя на улице.
- Куда, сволочь, номерок девал?! - ругался швейцар, листая записную книжку, извлечённую из кармана.
- Отдай пальто, - мямлил пьяный и величественно шатался.
Гардеробщик, красный и потный, отказался раздеть парня, стоявшего передо мной.
- Не раздену, ты - пьяный, у нас своих хватает. Иди-иди.
- Да я не пьяный, - голосом сомневающегося.
- Уходи! Сказал, не раздену.
- Я к заведующей пойду, - пошёл вабанк.
Пока я раздевался, пришла заведующая, жирная, средних лет женщина и сказала гардеробщику:
- Он же почти трезвый, раздень его.
Гардеробщик, матерясь, повиновался.
Я вошёл в зал. Низкие потолки ударяли по голове, на стенах рисованные раки в тарелках. Дымно.
Какие-то парни, высокие, раздутые пивом, со значками “мастер спорта”, пролезают от столика к столику с видом завсегдатаев. У многих сидящих в ногах вижу водочные бутылки. Они, как собаки, с нетерпением ждут, когда на них обратят внимание, и их ожидание не затягивается.
Девушек и женщин почти нет. Кажется, две. Ну да, только две, да и то в неприступном обществе самцов.
С трудом отыскиваю освободившийся стул, который стоял не самом проходе в туалет. Все, стремящиеся избавиться от пива, протискиваются между мной и соседним столиком. Обслуживали увядшие женщины, которых называли по имени все, кому их имя было известно. Один из обладателей значка “мастер спорта” с лицом отёчным и тупым, стал толкать в грудь какого-то захмелевшего сограждана. Друзья обеих сторон оттаскивали повздоривших. Постепенно все расселись по своим местам.
Я услышал за спиной звон разбитого стекла и обернулся. Некто рядом сидел с окровавленной кистью над осколками стакана. Я подумал, что он случайно его разбил, но это оказалось забавой. Он брал стаканы в кулак и сдавливал их, пока у него в руке не хрустели осколки. Подбежала официантка, получила деньги за разбитые стаканы и завязала ему руку носовым платком. Неожиданно кто-то громким голосом затянул песню. Нет, это уже кусок арии. И голос сильный. Смотрю. Один из присутствующих, с серьёзным лицом и открытым ртом.
“Раз рот открыт, значит это он поёт” - думаю я.
Пиво вежливо, но властно пьянит.
Рот внезапно закрылся, но я по-прежнему слышу как кто-то поёт. Заказываю ещё бутылку пива. “Мартовского”.
- Вам, я смотрю, очень нравится “Мартовское”, - скаля редкие зубы, кокетничает официантка.
- Хорошо смотрите. А знаете, почему “Мартовское”?
- Почему?
- Потому что я скован логической цепью: “Мартовское” пиво - Восьмое марта - женщины!
- Ну и что?
(Ха! Ничего не поняла.)
- А то, что ваш подвал - педерастический притон при мужицком клубе - вот что.
Она принесла мне пива и ушла, косясь на меня.
Опять звон разбитого стекла. Всё тот же пьяный крошит стаканы. (В рифму!) Мимо меня проходят в туалет, толкая мой стул. Я стараюсь не обращать внимания. Но и сквозь шум я слышу, как спускают воду.
И вдруг я слышу мелодию, которая поднимает во мне радость предвкушения будущего с грустью о проходящем. The Beatles. Откуда они здесь?
... So come on back and see, just what you mean to me...
Оглядываюсь. Вижу на тумбе магнитофон. Подбегаю к нему и вслушиваюсь, благоговея. От этих волшебных звукосочетаний на меня нисходит оптимистическая печаль такой необыкновенной силы и формы, что я понял - я слышу чудо! Я уже ничего не видел и не слышал - я впитывал это волшебство.
Вдруг меня разбудили - магнитофон замолчал.
- Закрываемся! - объявила жирная заведующая, тряся в руке выдернутый шнур от магнитофона.
Я расплатился и пошёл к выходу. За одним из столиков я увидел пьяного старика, перед которым лежали искусственные зубы, а он засунув пальцы в пустой рот, искал их там. Слюна текла у него с подбородка и капала в стакан с недопитым пивом.

* * *

А эту забавку я написал после моей первой поездки на юг с Л. П. Летом после первого курса я поехал на целину, о коей особо и позже. Зато второе лето я и мой приятель, тоже отмучившийся на целине, решили отдохнуть по-человечески, избрав маршрут Феодосия - Сочи. Разумеется я большую часть времени путешествия тратил на поиски баб. Далеко не всегда эти поиски увенчивались пиздой. Опыта и денег не хватало, но постоянства в стремлении к цели было предостаточно.

Михаил Армалинский
Приключение
1 октября 1967

Не знаю, чем она меня привлекла. Наверно, тем, что сидела ближе всех и к тому же в тени, иначе бы я вряд ли заговорил с ней. Было жарко, и я попросил разрешения лечь рядом. Сутулясь, она держала в руках книгу и делала вид, что читает, а я, погрязши в банальностях, пытался завести знакомство. В ход пошла даже погода. Оказалось, что мы живём в одном городе и почти на одной улице.
Море плескалось на берегу, как большая рыба. День собирался кончиться. Мне надо было уже уходить, а она решила остаться ещё на часик, так что мы договорились встретиться вечером на набережной.
Придя домой, я окончательно понял, что она далеко не красива и с трудом заставил себя пойти на свидание, но из чувства пассивного протеста, я отложил в сторону костюм и надел тренировочные брюки, кеды и лёгкую рубашку навыпуск.
Ровно в назначенное время я был на месте. Она ещё не пришла. Набережная была полна людей. Обстановка вокруг напоминала мне смотрины: туда и обратно прогуливались женщины, а мужчины, забегая вперёд, заглядывали им в лица.
И вдруг она появилась в толпе, поискала меня глазами и, заметив, подошла ко мне. Она была очень маленького роста, о котором я почти не догадывался, так как видел её лишь сидящей. Кроме того, она была невероятно сутула - ещё немного и можно было б сказать, горбата. И только сейчас я заметил, что у неё большая грудь, странно выпирающая под платьем.
Мы сдержанно поздоровались. Мне стало казаться, что все со злорадным любопытством смотрят на неё. Острый стыд заставил меня покраснеть. Я впервые испытывал такую неловкость в присутствии толпы. Сначала я попросту хотел убежать, но мне лишь показалось, что она обязательно побежит следом и догонит меня - таким липким взглядом она на меня смотрела. Но потом я решил поскорее увести её отсюда. “Подальше от людей, подальше от людей”, - твердил я себе, направляясь в сторону от набережной.
На окраине города виднелся высокий холм, и я предложил ей взобраться на него. Она согласилась. Мы пошли по улицам, сворачивая из одной в другую, не упуская из виду наш ориентир. Стало быстро темнеть. Начали тлеть ртутные лампы, постепенно разгораясь в полную силу. Улицы становились совершенно незнакомыми - ни я, ни она здесь раньше не бывали. Она споткнулась обо что-то, и я поддержал её за руку. По инерции я не отпускал её руки, а она стала прижиматься ко мне. К своему удивления я нащупал на её пальце обручальное кольцо. Разговаривали мы мало. Улицы поднимались в гору и всё больше сужались. Фонари стали появляться очень редко и скоро совсем исчезли. Улица превратилась в дорогу, освещаемую окнами одиноких домиков. Вот уже дорога превратилась в тропинку, а домики отстали от нас. Мы стали подниматься на холм, у подножья которого незаметно оказались. Откуда-то выскочила собака и бросилась к нам. Мы встали, как вкопанные. Пёс внимательно обнюхал нас и исчез в темноте. Облегчённо вздохнув, мы продолжали наш путь. Тропинка кончилась и мы поднимались наугад. Она крепко держала меня за руку. В некоторых местах подъём был крутым, и я несколько раз чуть не свалился из-за её тянущей вниз руки. Наконец и вершина. Я посмотрел вниз. Внизу дышал огнями город. В море светились корабли. Несмотря на лёгкий ветерок, воздух был очень тёплым. Холм оказался голым, почти без травы.
Я снял рубашку, расстелил её на земле и сел. Моя спутница стояла рядом и смотрела на город. На небе шевелились звёзды, но луны не было.
“И какого чёрта я сюда забрался?” - спрашивал я себя. Она по-прежнему молчала, а я смотрел на её сутулый профиль. Я взял её за руку и потянул к себе, она плюхнулась рядом и удивлённо взглянула на меня. После недолгих сомнений, я обнял её и попытался поцеловать в губы, но она оттолкнула меня, бросив “не надо”, и поднялась. Я тоже встал, чувствуя полное безразличие к своей неудавшейся попытке. Подняв рубашку и надев её, я снова подошёл к ней и уже из упрямства попробовал снова поцеловать её, для чего мне пришлось согнуться в три погибели. Но она с таким остервенением упёрлась мне в грудь руками, что я разозлился. Злость тут же утихла, и я отодвинулся от неё. Она стояла и поправляла волосы, до которых я и не дотронулся.
Я взглянул вниз, на море огней и на огни моря, и мне так сильно захотелось туда, к людям, в многоголовую толпу, что я, не оглядываясь на мою спутницу, быстро побежал вниз. Она не крикнула и не старалась остановить меня, но даже если б и попыталась, всё равно я уже не смог бы остановиться. Я бежал под гору, в темноте, без дороги, с каждым мгновеньем наращивая скорость. Один раз я чуть не упал, споткнувшись о камень. Потом я наткнулся на куст и оцарапал ноги, но продолжал бежать, всё приближаясь к городу. Было очень темно, фонари не появлялись, и я совсем не узнавал дороги. Но это не волновало меня. Холм кончился, и я стал замедлять бег. Тяжело дыша, я шёл, оглядываясь по сторонам, желая узнать, где я нахожусь и вдруг наткнулся на доску, торчащую из земли. Она была мне по грудь. Но присмотревшись, я увидел, что это не доска, а могильный крест. Я недоверчиво ощупал его руками. Поодаль я различил ещё несколько крестов. Да, я попал на кладбище. Кончно же, я побежал с холма не в ту сторону, с которой пришёл. Так хотел к людям, а попал к мертвецам.
Под ногами появилась тропинка, и я пошёл по ней. Чем дальше я шёл, тем больше разрасталось кладбище. Среди крестов стали попадаться и склепы. Слева оказалась стена, которая становилась выше и выше. Возвращаться я не хотел. “Нужно идти вдоль стены и в ней обязательно будет выход”, - сказал я себе. Перелезать через стену было бессмысленно, потому что она стала слишком высокой и наверху вилась колючая проволока. Пахло кладбищенской сыростью. Проходя мимо одной могилы, я услышал звон металлических листьев. За стеной слышались шаги прохожих. Вдали показался фонарь, который освещал сторожку, но людей видно не было. Вон и запертые на замок ворота. Рядом со сторожкой я заметил собаку. Она тоже заметила меня и, задрав голову, завыла. Я продолжал идти к воротам, несмотря на то, что они были закрыты. На вой собаки из-под крыльца вылез большой пёс, который обнюхивал нас, и бросился на меня. Внезапный страх овладел мной, и я побежал. Когда я почувствовал, что он догоняет меня и вот-вот вцепится, я резко остановился, повернулся к нему и со всей силы ударил его ногой. Удар пришёлся прямо по морде. Пёс упал, но тут же вскочил на ноги и, лая, побежал прочь. И только тогда я заметил, что ко мне подходит сторож, звеня связкой ключей.
- Что ж ты от собак бегаешь? - укоризненно спросил он меня.
Я ничего не ответил и только глубоко вздохнул. Сторож повозился с ключами и отпер ворота.
- Спасибо, - сказал я и вышел на улицу. Где-то почти рядом шумело море. Я пошёл вперёд. Людей становилось всё больше. Мне вдруг стало необъяснимо легко, и я побежал по улице, смеясь фонарям и домам.

* * *

В 1966 году в “Иностранной литературе” была опубликована пьеса Беккета “В ожидании Годо”. Все только о ней и говорили. Я прочёл и подумал, что ничего особенного, я, мол, тоже могу написать чего-нибудь эдакое, абсурдное. Сел и написал. Стал думать, как назвать. Читал тогда “Диалоги” Цицерона. Скучно было. Но название мне показалось абстрактно подходящим. Вот я назвал свою пьеску тем же абстрактно-значительным названием.
В ЛЭТИ сновал популярный юмористический поэт-студент Александр Матюшкин-Герке. С такой фамилией можно было быть только юмористическим поэтом. На студенческом вечере в огромном актовом зале он читал свои пародии, в том числе и на графоманов. В одной из его сатир были такие строчки - тогдашние целомудренные нравы заставили их звучать, как призыв к революции:

Опять ЛЭТИ беременно поэтом.
На этот раз мы сделаем аборт.

В ЛЭТИ функционировал студенческий театр и туда я принёс эту пьеску. Режиссёром был высокий полный студент старшего курса - имени его не помню. Он взял её на прочтение и принял решение поставить на сцене моё творение. Я придумал афишу - ружьё, которое направлено дулом на тебя и стреляющее, под таким прямым углом, что дуло - правильная окружность, не искажённая никакой перспективой. Актёрам-студентам пьеса показалась весьма сложной для исполнения, никто из художников не был в состоянии нарисовать ружьё именно дулом в зрителя, Дулом вбок - пожалуйста. В итоге пьеса спустилась на тормозах и поставлена не была. Что, разумеется, к лучшему, ибо всё выверено и продумано Провидением.
Прознав о моей пьесе, Матюшкин-Герке, с которым я знаком не был, вышел на меня и попросил её почитать. Он пришёл ко мне домой и внимательно ознакомился. Юморист-сатирик признал, что это хорошая идея писать такие пьесы и что он тоже этим непременно займётся. Уж и не знаю, что у него из этого вышло.

Михаил Армалинский
ДИАЛОГИ
Пьеса в одном бездействии.

24 февраля 1967, Ленинград

Без Действующие лица:

Первый
Второй
Девушка
Прохожий

Сцена изнутри обнесена высоким нарисованным забором, на котором написаны формулы, интегралы и прочая математика. Слева - кресло. Справа - табуретка. В центре - стойка, на которой висит ружьё.

Справа входят Первый и Второй, о чём-то живо переговариваясь. Первый, увидев кресло, бросается к нему, чуть не натыкаясь на стойку с ружьём. Он садится в кресло, а Второй послушно садится на оставшуюся табуретку. Первый разваливается в кресле и закрывает глаза, второй ёрзает на табуретке, пытаясь усесться поудобнее.

Второй (смотрит на часы): Начнём что-ли?
Первый (вяло, не открывая глаз): А стоит ли?
В. (ёрзая): Ты же только что сам мне предлагал.
П.: (не отрывая глаз): Но придётся открывать глаза.
В.: Да, придётся.
П.: Все старания будут напрасны, вернётся ночь, и они их сразу закроют. И вообще всё это слишком громко звучит и мешает мне вздремнуть. (Зевает.) Я так хорошо устроился... Мягко... удобно.
В. (подходит к П. и стаскивает его с кресла): Да открой ты глаза!
П. (открывает глаза и смотрит в зал): Эка невидаль. (Снова садится в кресло и закрывает глаза).
В. Может, начнём всё-таки. (Садится на табуретку и смотрит на часы.)
П. (Удивлённо.) А разве мы не начали?
В. (Раздумывая.) В сущности, чем это не начало.
П. (с закрытыми глазами): Ты не волнуйся, всё пойдёт само сабой.
В. Нет. Я не могу всё пустить на самотёк.
П. Что “всё”?
В. (Ёрзая) Ну... всё это. (Обводит руками большой круг. Обводит ещё несколько раз, как бы утверждаясь в собственном мнении. Но постепенно пространство, которое он обводит, становится меньше и меньше, и, наконец, он обводит руками самого себя, потом спохватывается и вновь очерчивает руками большой круг.)

Справа появляется девушка. Она идёт медленно, смотря прямо перед собой. На руке у неё висит сумочка. Первый открывает глаза и оживляется. Второй перестаёт ёрзать.

Оба: Девушка!

Девушка останавливается и поворачивается к ним.

Оба: Садитесь к нам!
Девушка: Куда же мне сесть?
Оба: На колени.
Девушка окидывает их оценивающим взглядом и садится к П. В. огорчён.
П. (радостно): Ты как раз то, чего нам не хватало.
Д. А кто вы такие? (Устраивается поудобнее на коленях.) Я с вами не стану разговаривать, пока не узнаю, кого вы из себя представляете.
В. Мы - актёры, которые в жизни играют других и только на сцене - себя.
Д. А кем бы вы были, если бы находились там? (указывает в зал).
П. (удивляясь): Как чем? Креслами со складывающимися сиденьями.
В. (тоже удивлённо): Чем же ещё?
Д. Кем же вы становитесь на сцене?
В. О, здесь мы становимся никем не засиженными! Здесь можно делать что угодно, потому как все деяния на сцене считаются вымыслом автора, а вымысел не так пугает как реальность. (Тише.) Никто не знает, что сегодня мы, наконец, сами стали авторами своих слов.

Девушка встаёт с колен Первого. Первый и Второй тоже поднимаются. П потирает ногу, которую ему отсидела Д.

П. (Девушке): Сколько ты весишь?
Д.: Дорого. (Ко Второму): Интересно. А что же должна делать я?
П. Играй с нами... то есть, не играй, а живи с нами... тьфу, чёрт, то есть не живи, а участвуй. А то мы не сможем быть самими собой без тебя.
В. (улыбаясь): Он прав.
Д. Что ж, я согласна. Дайте мне текст.
П. Какой текст? (Качая головой, садится в кресло и лицо его становится пренебрежительным.)
Д. Ну то, что я должна говорить!
В. Ты ничего не должна говорить. Просто говори.
Д. А если мне нечего сказать?
В. (устало): Тогда молчи.

Д. садится на табуретку, вынимает из сумки зеркальце и начинает его целовать.

В. (удивлённо): Зачем ты это делаешь?
Д. А как мне вам показать, что я себя очень люблю?
В. А зачем тебе это показывать?
Д. Прятать тоже не за чем. Прячут краденое - например, радость, украденную у грустных, а себялюбие - моё. Кровное.
В. Но разве приятно целовать холодное стекло?
Д. Моё отражение платит мне полной взаимностью: если я его целую крепко, то и оно меня целует точно так же. Смотри. (Крепко целует зеркало.) Видишь?
П. (надменно): Как вы глупы.
В. (подходит к П. и стаскивает его с кресла). Да встань ты с этого стула-подхалима.

Как только П. стоит на ногах, он становится бодрым и пренебрежение исчезает. П. и В. подходят к девушке.

П. Пойдём погуляем!
В. Пойдём. (Она с готовностью встаёт и берёт их под руки. П. и В. прижимаются к ней. Сумка, висящая на правой руке девушки, мешает П.)
П. Возьми сумку в другую руку, пожалуйста.
(Д. повинуется, но теперь сумка мешает прижиматься к ней В.)
В. Оставь сумку здесь.
Д. Не могу, я должна оставаться красивой и здоровой.
В. Не понимаю, какая связь?
Д. У меня в ней косметика и противозачаточные средства. Ведь сейчас эпидемия.
В. Тогда дай я понесу. (Берёт сумку в свободную руку.)

Идут. Прохаживаются вдоль забора.

Д. Что это написано на заборе?
В. Формулы.
П. Их написали математики.
Д. Странно. Разве математики пишут на заборах, они ведь пишут на бумаге.
В. Когда они не пишут на бумаге, они пишут на заборах.
П. Они тоже люди.
Д. (серьёзно) Но обыкновенно на заборах пишут иное...
П. Не сомневаюсь, что если произвести над иксом указанные здесь действия, то получится то же самое.
Д. А что там за забором?
В. Дремучий лес.
Д. Пойдём туда.
В. Туда нельзя.
Д. Почему?

П. всезнающе наблюдает за разговором.

В. Сказано - дремучий лес. Заблудишься, пропадёшь.
Д. (просящим голосом): Я не пропаду. Мне так хочется посмотреть на дремучий лес, я его видела только во сне. (Моля.) Пойдёмте.
В. Разве тебе мало? Ты знаешь, что он есть, что он дремучий. Чего ты там не видела?
Д. (капризно): Ничего не видела, вот именно! Я пойду одна. (Берёт сумочку у В. и решительно направляется вдоль забора, ища выход. В. настороженно, а П. снисходительно наблюдают за ней. Девушка в нерешительности останавливается.) А где калитка?
П. Если бы была калитка, мы бы пошли вместе с тобой.
Д. Почему же вы мне прямо не сказали, что нет калитки, а пугали меня, что заблужусь?
П. Если бы мы тебе сказали прямо, то бы нам всё равно не поверила.
Д. (оживляясь): А что если перелезть через забор?
В. Нельзя. Во-первых, он высокий, а во-вторых... о тебе плохо подумают.
Д. Кто плохо подумает?
П. (многозначительно) Все.

Девушка грустнеет.

Д. Пойдём обратно.
В. (удивлённо). А разве мы куда-нибудь уходили?
П. Вот моё кресло. (Садится в кресло.)
В. Вот моя табуретка. (Садится.)

Девушка задумчиво стоит между ними.

В. (Первому) Дай мне посидеть в кресле.
П. Зачем?
В. Я хочу удобно посидеть. Мне надоела табуретка.
П. Достань себе другое кресло...
В. Зачем ты мне это предлагаешь? Ты же прекрасно знаешь, что один из нас должен сидеть на табуретке.
П. Чего же ты тогда хочешь?
В. Почему на кресле должен сидеть именно ты?
П. Не задавай глупых вопросов. Я же не спрашиваю - почему ты должен сидеть на табуретке.

Девушка пробуждается от раздумий и начинает прихорашиваться.

П. Я тебе обещаю, что после моей смерти это кресло будет твоим.
В. Что ж, этим ты заставляешь меня желать твоей смерти, несмотря на то, что ты мне не враг. Я же не могу считать тебя врагом за то, что ты первый заметил кресло и сел к него. Что ж теперь...
Д. (раздражённо) Хватит говорить о мебели.
В. Иди, сядь ко мне. (Он похлопывает себя по коленям.)

Д., не обращая внимания на предложение В, подходит к П, гладит его по лицу, но постепенно её руки соскальзывают, и она начинает гладить кресло.

Д. (Первому, нежно.): Мне здесь надоело, уйдём за кулисы.

П. поднимается и уходит вместе с Д.

В. (провожая их взглядом). Один. Что может быть реальнее? (Поднимается с табуретки и начинает ходить, постепенно переходя на бег. Потом резко останавливается. Устало): Нет! От себя не убежишь. Хоть бы кто-нибудь появился. (Оглядывается. Появляется Прохожий.) Эй!

Прохожий останавливается и вопросительно смотрит на В.

В. (не зная, как завязать разговор): Э... Скажите, который час?
ПР. У меня очень болит голова.
В. (сочувственно) О, у меня тоже бывает.
ПР. Это прекрасно, превосходно, изумительно!
В. (недоумевая) Почему?
ПР. Вчера был чудесный вечер.
В. Садитесь, поговорим. (Он сначала указывает на кресло, потому как бы вспомнив что-то, указывает не табуретку.)
ПР. Да, да... мне уже пора... (Уходит, чуть не на натыкаясь на стойку)
В. (устало). Какой он... чужой... (Задумывается.)

Прохожий возвращается.

ПР. Забыл спросить. Который час?

В. прикладывает руку к сердцу и прислушивается.

В. (испуганно). Мне кажется, у меня встали часы.
ПР. Они у вас падали?
В. Не раз.
ПР. (внимательно смотрит в лицо В.) Циферблат в порядке. Остальное незаметно. Главное - никому не давать к себе прислушиваться.
В. А у вас тоже часты встали?
ПР. Не знаю. (Уходит.)
В. Интересно. (Пытается достать ухом до сердца, чтоб послушать.) Я не могу уверенно сказать, идут они или нет. А может быть, они самые точные в мире. Но как мне узнать? (Оглядывается.) Я могу всю жизнь прожить и не услышать самого себя. Мне очень нужно, чтоб кто-нибудь положит мне голову на грудь и послушал меня... Она послушает и скажет, что мои часы самые верные и что она будет жить по моим часам. Это ли не самое прекрасное - стать временем для кого-то. (Уходит, пятясь спиной и всматриваясь вдаль.)

Появляются Девушка и Первый.

Д. Почему он пятится?
П. Вспомнил о чём-то.
Д. Но он же может споткнуться и упасть. Взял бы и посмотрел назад, не двигаясь, если уж так хочется вспомнить прошлое.
П. Глупая, вся прелесть в воспоминаниях - это отречение от настоящего и будущего. Настоящего, которое продолжает уходить, и будущего, которое продолжает наступать. За это отречение приходится платить риском падения на ускользающем льду настоящего.
Д. Как ты думаешь, о чём он вспоминал?
П. О своей давней любви.
Д. Если я спрошу тебя, что такое любовь, найдешь ли ты, что ответить?
П. (с готовностью) Любовь - это когда хочется быть вместе не только в постели.
Д. (снисходительно) Я нарочно спросила об этом, зная, что у тебя есть готовая сентенция. (Небольшая пауза.) Теперь достань мне с неба звезду.
П. (равнодушно) Не могу (тычет пальцем вверх), потолок мешает.
Д. Если б ты подпрыгнул, вытянув руки вверх, я увидела бы звезду в твоих руках. Эх, ты! (Собирается уходить.)

Входит В., идя вперёд спиной. П. подкрадывается к нему и подставляет ножку. В падает, потом быстро вскакивает, на ноги и трёт кулаками глаза, как после сна.

Д. (озабоченно Второму): Ты не ушибся?
В. (держась за сердце, радостно-недоуменно). ПошлО! (Девушке) Подойди ко мне. (Д. подходит.) Послушай. (Указывает на сердце.)

Д. наклоняется и слушает. П. отходит, садится в кресло и снисходительно наблюдает. Д. обнимает В., и В. обнимает Д.

Д. Ему там тесно. Оно бьётся зверем в грудной клетке.
В. Оно заточено в эту камеру (указывая на грудь) с тех пор, как мозг взобрался на престол головы.
Д. (поднимая голову) А что если поменять их местами?
П. Тогда вы сразу умрёте.
В. (гневно) Почему?
П. Нужно знать анатомию.
Д. С анатомией мы знакомы только в лицо.

Молчание. Д. и В. поворачиваются друг к другу, нежно смотря в глаза.

П. Сейчас он обнимет её. (В. обнимает Д.) Ну, и что дальше?
В. и Д.: А разве обязательно дальше?
П. Это даже необходимо.
Д. А нам и так хорошо.
В. Я давно мечтал обнять её, и моя мечта выполнена.
П. (глубокомысленно). Ещё бы, мы всегда берем мечту навырост, чтобы она укрыла с головой наши возможности. И как только мечта исполняется, она сразу становится нам тесна и трещит по швам. Её разрывает новорожденное желание. Плохо только, что это новорожденное гораздо больше своей родительницы и приходится менять мечту. (Пауза.) Но самое страшное, когда мы не можем из неё вырасти, и она болтается на нас, как мешок, и волочится через всю жизнь.

В. целует Д.

П. Ну, что я говорил?

Д. слегка отстраняется и восхищённо смотрит на В. В. встаёт на табуретку и о чём-то думает с полоумной улыбкой на лице. Д., задрав голову, не сводит глаз с В.

Д. (восхищённо) Какой он высокий!
П. Потому что он стоит на табуретке.
Д. (не обращая внимания) Он думает обо мне.
П. Он погружён в себя.
Д. Какой для этого он должен быть глубокий!

Появляется Прохожий.

П. (зло Прохожему): Кто тебя звал?
ПР. (Первому) А тебя разве кто-нибудь звал?

П. в недоумении замолкает. Прохожий собирается уходить.

Д. (не сводя глаз со Второго) Подождите! (ПР. останавливается.) Правда он высок, строен, красив?

Прохожий равнодушно смотрит на В. В. спускается с табуретки, но Д. продолжает смотреть, задрав голову так, как если бы В. остался на том же месте.

П. (Прохожему.) Ну, скажи ей правду.
ПР. Что бы я сейчас ни сказал, я бы сказал неправду. Правда - относительна, а ложь - абсолютна.
Д. Вы не ответили. Не правда ли он прекрасен?
ПР. (уходя, утвердительно). Неправда ли он прекрасен.

В. обнимает Д. и уходит с ней.

П. (ёрзает на кресле, зло смотрит на табуретку): Если не мозоли, так геморрой. (Встаёт с кресла, переступает с ноги на ногу.) Пойду погуляю. (Идёт прямо, подходит вплотную к забору и останавливается, потом, решившись, отступает на несколько шагов назад и встаёт в позу быка. Кидается на забор головой вперёд, но у самого забора быстро сворачивает и чинно идёт вдоль него, заложив руки за спину.) И это называется - я гуляю. Нет, забор - это пастух. И он меня пасёт. (Останавливается.) Но если я признаюсь себе, что я - овца, то это признание будет гнить во мне и любое моё движение будет отравлено его вонью. (Думает.) Нужно убедить себя, что эти мысли нереальны, эфемерны... и заняться работой... вещественной работой. (Начинает ходить, раздумывая. Шаг постепенно становится мельче и мельче и, наконец, он начинает семенить. В конце концов, все его движения превращаются в беспорядочную суету.)

Появляется Прохожий. Замечает П. и в недоумении останавливается.

ПР. Что с тобой?
П, (не переставая суетиться) Не могу найти себе места.
ПР. Смешно. а я нахожу своё место везде, где ни остановлюсь.
П. (Останавливается, настороженно): Ты - космополит?
ПР (устало) Нет, я - прохожий. (Собирается уходить, но вдруг останавливается.) Ты думаешь, что найдёшь себе место в бесполезной суете?
П. А кто тебе сказал, что она бесполезная? Будущее покажет. (Прохожий уходит. П. кричит ему вслед,) И вообще, никто не знает, какая суета окажется полезной, потому что никто не знает, что покажет будущее. И не думай, что ты в него заглянул, если полистал календарь. (Устало бредёт к креслу, садится в него и закрывает глаза.) Мне кажется, что этот прохожий суётся не к месту.

Появляются В. и Д. Оба идут вперёд спиной, склонив головы друг к другу и обнявшись.

П. Вы нашли своё место... в жизни?

В. и Д. останавливаются, разнимаются, но держатся за руки.

В. Наше место - друг рядом с другом.
П. (усмехаясь): Нашли... Да... Мы живём при количественных изменениях, но не доживаем до качественных.
Д. Я искала всех, а нашла (с трепетом ко Второму) его!
П. Кто ищет, тот всегда найдёт... но не то, что ищет.
Д. (не обращая внимания на слова П.) У меня сердце кровью обливается, если я подумаю, что его не будет радом со мной.
П. А сердце и сделано для того, чтобы обливаться кровью. (Пауза.) И всё-таки у нас мало динамики.

Высовывается Прохожий.

ПР. Ку-ку! (Исчезает.)
В. Вот тебе и динамика.
П. (возмущённо): Но это же нелепо!
В. (глядя на Д.) А нам сейчас плевать на логику (обнимает Д. и уходят).
П. (встаёт с кресла, подходит к забору, смотрит на формулу и обводит пальцем интеграл) Интеграл-интриган, зачем всё это?

Крадучись выходит Прохожий и становится П. за спину. П. не замечает его.

П. Раз есть, значит должно быть! (не оборачиваясь) Скажи, я прав?
ПР. Во всяком случае, забор уверен, что ты прав.
П. Как я хочу быть неправ!
ПР. У людей может быть всё... кроме того, что они хотят.
П. (поворачивается к ПР.) Скажи, откуда ты взялся?
ПР. (пожимает плечами) Не заметил. (Собирается уходить)
П. (просяще) Не уходи! (ПР. останавливается.) Мы же с тобой за всё время ни разу не поздоровались. Здравствуй! (Подаёт руку.)
ПР. (подаёт руку) Здравствуй! (но до пожатия не доходит, так как руки минуют друг друга и пожимают воздух.)
П. Почему так одиноко? Ведь человек - животное-общественник.
ПР. Мне никогда не понять тебя, потому что я думаю о своём, и сели мы поймём друг друга, то только на мгновенье, в которое могут случайно пересечься пути наших мыслей.
П. (с отчаяньем): Неужели мы так и не сможем подойти друг к другу ближе, чем на “Здравствуй!” (Задумывается. Кивает головой в сторону ушедших Д. и В.) Им хорошо. По-видимому, только в поцелуе можно найти общий язык.
ПР. Это хорошо сказано. Видишь, как ты оплодотворён одиночеством.
П. (смотрит на часы): Пора уходить!
ПР. Куда?
П. Мне нужно ещё успеть зайти в магазин купить картошку. (Уходит.)

Прохожий тоже уходит, натыкается на стойку с ружьём, останавливается. Раздумывает. Снимает ружьё и стреляет из него. Вешает ружьё обратно и медленно уходит.

ЗАНАВЕС

* * *

Вдохновлённый лёгкостью написания первой пьесы и благосклонной реакцией тех, кому я дал её почитать, я решил написать ещё одну. Формат пьесы привлекал меня не столько зрительным воплощеним, сколько возможностью выразить мысли без связывающих описаний, как мне казалось, необходимых в прозе. На длинные пьесы у меня тоже терпенья не хватало. Везде я люблю срезать углы. Но предварительно их заостряя.
Вторая оказалась последней. Причём не отредактированной - слишком много Помощников, которые сливаются в одного.

Михаил Армалинский
ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ

Ленинград 1968

Изобретатель
Первый помощник Изобретателя
Второй помощник Изобретателя
Третий помощник Изобретателя
Сомневающийся
Недовольный
Женщина
Бородатый
Народ

Множество людей. Все стоят, держась кто за сердце, кто за голову, кто за что. Не лицах гримасы боли, но все стоят неподвижно. Из середины (раньше невидимый) выбегает Изобретатель.

Изобретатель: (кричит) Вечный двигатель, который так долго не давал мне спокойно спать, изобретён!

У окружающих вырывается вздох облегченья, на лицах появляются улыбки, гримаса боли сменяются гримасой радости. Среди толпы появляются люди с бородами. Все расходятся по краям, и в глубине сцены показывается нечто, напоминающее штурвал. Изобретатель, окружённый тремя помощниками и ещё несколькими, подходит к вечному двигателю. Остальные становятся полукругом. Изобретатель посередине, на виду.

Из.: Послушайте! (Все замолкают.) Перед вами машина, которая принесёт всем счастье. Счастье такое большое, что рядом с ним деньги будут казаться карманными. Все забудут о слове “счастье”, потому что разговоры о счастье могут вестись только среди несчастных людей. А тот кто несчастлив - тот несчастен.
Мы были несчастны, но с этого мгновенья всё изменится. Теперь эта машина даст нам всё. Будучи однажды приведена во вращение, она будет вращаться вечно! (Гул одобрения.)
Мы все работаем на других, теперь эту работу будет выполнять моя машина. И мы станем работать на себя. (Все начинают прыгать и хлопать в ладоши от радости.) До сих пор люди отличались друг от друга тем, сколько времени каждый мог уделить себе. Чем больше времени ты уделял себе, тем ты был важнее. Теперь же мы все будем равны. Сегодня (Из. поворачивается к 1-ому Помощнику) мы начинаем нову эру.

Напряжённое молчание. 1 Пом. подходит к двигателю и раскручивает колесо. Раздаются радостные крики и толпа, беснуясь, заслоняет двигатель.
1,2 и 3-ий помощники неразлучно связаны с изобретателем. Появляется Сомневающийся.

Сомневающийся: (смотрит на часы): Надо заметить время. Интересно, сколько часов он будет вращаться вечно.

Появляется Недовольный.

Недовольный: Не может быть, чтобы всё так гладко сходило. Трение ведь существует, чёрт подери (трёт лоб). Нельзя потакать надувательству.

Сомневающийся прислушивается.

Сомн. (к Недовольному) А кто вам поверит, что это надувательство, пока двигатель вращается?
Недов. У меня есть формулы, я могу доказать.
Сомн. Вряд ли, с народом нужно разговаривать наглядно. Формулами не пронять. К тому же вряд ли можно назвать надувательством заблуждение, в которое уверовал. Я думаю, надо понаблюдать.
Недов. Нет, я не могу, я должен всячески тормозить вращение этого чурбана. Я могу быть тем трением, которое раскроет всем глаза.
Сомн. Зачем вам искусственно тормозить эту машину, если вы уверены, что она рано или поздно остановится сама?
Нед. Мне претит вера. И я ненавижу, когда она горит в чьих-то глазах.
Сомн. Что ж, как знаете.

Нед. и Сомн. расходятся. Народ по-прежнему беснуется, потом уходит, незаметно вынося вечный двигатель за кулисы.
Остаются Изобретатель и Помощники.

Из. (первому Пом) Ты возлюбленный первый, будешь наблюдать за двигателем, следить, чтобы он исправно работал. (Второму помощнику) Ты будешь охранять двигатель. (Третьему помощнику) Ты будешь при мне. А я буду координировать вашу работу и постепенно увеличивать мощность двигателя.

1,2 и 3 Пом. уходят.
Изобретатель поворачивается спиной к залу и смотрит на чертёж двигателя, висящий на стене. Руки заложены за спину. Расхаживает взад и вперёд.

Изобретатель: Пока всё хорошо. Неверно, то, что говорят наши враги и недоброжелатели - владельцы старых электрических двигателей. Разве осмелится помешать трение, если двигатель создан во имя осуществления давней мечты человечества - стать свободным.

Входит Сомневающийся, косится на чертёж.

Сомн. Скажите, а что такое свобода?
Изобр. (смущённо) Я не знаю, но меня учили, что свобода - это осознанная необходимость.
Сомн. Если так, то есть два пути стать свободным: либо рабски подчиниться необходимости, осознав её неотступность, либо научиться регулировать необходимость, делая её обходимой. А раз из этого определения исходит возможность стать свободным двумя способами, которые непримиримо враждуют между собой, то и свобода будет чисто условным понятием.
Изобр. (ошеломлённый, но не сдающийся) Но что же тогда свобода?
Сомн. Прежде всего - красивое слово. В моём понимании лишь независимый человек свободен. А так как “независимый человек” - фикция, то и свободный человек - тоже.
Изобр. Глупости - независимый человек - это реальность.
Сомн. Где вы видели независимых людей? Человек находится в двоякой зависимости. Во-первых, он зависит от собственных желаний, а во-вторых, от желаний окружающих.1 Если от второго он может более или менее избавиться, то от первого он избавится никогда.
Изобр. Нет я не верю вам. Пока мой двигатель успешно борется с трением, а это борьба происходит только во имя свободы - до тех пор...

Вбегает второй Помощник. кричит: Караул... Караул!

Изобр. (Второму Помощнику). Ты что забыл, что ты должен караулить?
Второй Пом. (тяжело дыша после бега). Владельцы старых двигателей атаковали нас. Они покушаются на вечность двигателя. Наши защищают её.
Изобр. Бежим на помощь. Скорей!

Убегают. Сомн. бросается было за ними, но потом останавливается.

Сомн. (Улыбаясь). Ещё побьют, а я ведь не вечный. (Поворачивается к чертежу и смотрит.) Нахально задумано.

В направлении, противоположном побежавшим Изобр. и Втор.пому, пробегают несколько человек с наклеенными бородами, но почти отваливающимися. И среди них Недовольный. Недовольный, заметив Сомневающегося, останавливается. Остальные убегают.

Недовольный. Побили нас.
Сомн. Я же говорил, надо повременить.
Недов. Я хочу всем рассказать правду.
Сомн. А в чём же правда?
Недов. В неподвижном двигателе.
Сомн. Правда вообще не существует.
Недов. (грозно): Поясните.
Сомн. Извольте. “Слово правда” произошло от правой руки, поэтому одна и та же правая рука может быть у людей стоящих в одном строю, но стоит лишь повернуться друг к другу лицом, как напротив твоей правой руки будет уже левая рука стоящего перед тобой. Всё меняется местами, если взглянуть прямо в глаза. И тот, кто стоит напротив - противник. Лишь стоя плечом к плечу объединяешься одной правдой, но так как всё время стоять в строю нельзя и существует команда “Разойдись!”, потому-то правд столько же, сколько и людей. Но и индивидуальная правда тоже условна. Достаточно на неё посмотреть со стороны, а это возможно при помощи зеркала, как правда превратится в левду.
Недов. Мне некогда вдумываться в вашу дребедень. Мне необходимо действовать. (Убегает.)

Входят Изобр. и Третий Помощник. Сомн. не уходит, а слоняется туда и обратно, прислушиваясь к разговорам.

Изобр. (Третьему). Слава двигателю, мы победили!
Третий Пом. Изобретателю (зло): Да. Мы их проучили, неучей. Они не знают, что трение в нашем двигателе не может ужиться с его стремлением вперёд.

Изобретатель одобрительно улыбается. Оглядываются. Сцена пустая, сесть негде. Изобретатель садится по-турецки, а за ним Третий помощник.

Изобр. Скоро у нас будут кресла.
Третий пом. Не только кресла, но и кровати.

При слове “но и” на сцену выходит женщина, но так, чтобы при слове “кровать” она уже была б у всех на виду. Изобр. и Третий Пом. замечают её.

Изобр. Здравствуй, женщина.
Ж. Привет, старина. Ты кажется что-то там изобрёл?
Изобр. Да, я изобрёл вечный двигатель.
Ж. И это правда, что все станут счастливыми?
Изобр. Да. Только надо немного подождать, пока двигатель разовьёт нужную мощность.
Ж. Какие мощи?

Третий Помощник плотоядно смеётся. Изобр. терпеливо объясняет.

Изобр. Не мощи, а мощность. Пока мощность мала, всего 22 ватта.
Ж. Да. Ваты можно и побольше.
Изобр. Короче. Если хочешь счастья, иди к нам.
Ж. Зачем к вам, у меня муж есть.
Третий Пом. Да разве с мужем счастье?
Ж. Было счастье, а теперь он всю ночь сторожит вашу машину, которая, ещё не успев дать счастья, уже отняла его у меня.
Изобр. А разве ты не счастлива днём?
Ж. Днём я работаю.
Изобр. И день тебе не приносит радости?
Ж. Любой день прекрасен, если знаешь, что будет прекрасна ночь.

Изобр. и Третий Пом. встают, а жещина садится по-турецки. Она в платье и поэтому поза выглядит неприлично. Изобр. и Третий Пом. косятся на неё.
По сцене проносится народ, шумно и бестолково, подхватывает Изобр. и Третьего Пом. Женщина остаётся незамеченной, и она ничего не замечает. От народа “отваливается” Сомневающийся. Он останавливается рядом с ней. Ж. сидит, как идол, смотрит в одну точку, только руки сложены не на груди, а между ног. Сомневающийся смотрит на неё. В его глазах удивление. Он встаёт на колени несколько поодаль и с благоговением взирает на неё.

Сомн. Женщина, только ты выступаешь из этого хаоса. Я хочу принести тебе в жертву свои сомнения и поверить в тебя. (Женщина по-прежнему сидит, не шевелясь.) Был день, когда я понял, что верить глупо, а сейчас я понял, что глупость - в неверии. Женщина, я в стольком сомневался, что перестал разочаровываться. Ничто не пьянило меня, и мне приходилось мучительно трезветь. Но это не радовало меня. Женщина!..

Народ проносится по сцене в обратную сторону и уносит в себе Женщину и Сомневающегося. Из толпы остаются Недов. и Бородатый.

Недовольный. Нужно во что бы то ни стало уничтожить машину.
Бородатый. Это невозможно. Двигатель днём и ночью охраняет народ. Народ поверил, что он принесёт им счастье.
Недов. Люди так хотят счастья, что готовы идти за каждым, кто его пообещает. А счастье заключается в том, чтобы идти за ним. Те, кто обещает, понимают это, и ведут народ туда, куда им надо. Хотя, зачем это я тебе говорю?
Бородатый. Конечно, не за чем. Если я всё пойму, то я перестану вам подчиняться. Но я, к вашему счастью, и не хочу ничего понимать, я хочу подчиняться. Понимание в итоге обескураживает, а подчинение приносит спокойствие.
Недов. Тогда слушай внимательно. (Появляется Сомневающийся и слушает). Ты должен убить Изобретателя.
Бородач. Будет исполнено.
Недов. Ты даже не интересуешься, почему и зачем?
Бородач. Слепое подчинений - высшая степень спокойствия.
Недов. И ты подчиняешься любому?
Бородач. Нет, только вам. Мы, бородачи, верим вам.
Недов. А что значит “верим”?
Бородач. Верить кому-то - это значит хотеть ему подчиняться.
Нед. Почему же вы хотите подчиняться именно мне?
Бородач. Потому что это необходимо, если мы хотим уничтожить двигатель. А если ты чего-то желаешь, значит ты в это и веришь.
Недов. Глупости. Я могу желать бессмертия, но не верить в него.
Бородач. Вы кривите душой; потому что, если вы его желаете, то в глубине души, хоть немножечко, вы в него верите. Никогда не сможешь желать то, во что абсолютно не веришь.
Нед. Ладно. Хватит философствовать. Выполняй приказ.
Бор. Слушаюсь. (Уходит строевым шагом.)

Выходит Сомневающийся.

Сомн. (недовольно) Зачем ты замышляешь убийство? Это подло.
Нед. Не думаю. Если есть войны справедливые и несправедливые, то, следовательно, есть справедливые и несправедливые убийства.
Сомн. (чувствуя, что почва уходит из-под ног) Но... у тебя нет справедливости.
Нед. К счастью, любая справедливость имеет свою зону действия. Когда бьются два лагеря, то у каждого лагеря своя справедливость. И одна ничуть не худе другой. Это поймёшь, встав на середине между ними.
Сомн. Ты лжёшь, на середине никогда не удаётся выстоять, потому что в ней нет справедливости.
Нед. Имено поэтому и удаётся. Справедливость - это огонь, к которому стремится мошкара народа. Справедливость - это смерть. Будь здоров. (Уходит.)

Сомневающийся медленно отходит в угол сцены.
Входит Изобретатель. Он идёт, вчитываясь в бумажку, которую держит в руках. За ним с ножом в руках идёт Бородач. Он настигает Изобретателя и с криком: “Да здравствует электрический двигатель!” возает нож в спину изобретателя. Изобретатель, качнувшись, оборачивается и с возгласом: “Да здравствует вечный двигатель!” - падает.

Сомн. (хладнокровно). Вот и восторжествовала одна из справедливостей.

Бородач смотрит на окровавленный нож, озирается, ища обо что бы вытереть. Замечает Сомневающегося и направляется к нему. Сомн. напуган, дрожит. Бородач подходит к нему, берёт его руки и о ладони вытирает нож. Уходит строевым шагом.

Сомн. (В ужасе смотрит на свои руки.) Мои руки обагрены кровью. Ни от чего нельзя отстраниться, и даже, будучи наблюдателем, я стал соучастником.
Теперь мне надо выбирать. Середины - не существует. Середина - это значит переходить поочерёдно с одной стороны на другую. Пора выбирать!

Появляется толпа, в ней внутри выявляется вечный двигатель, который крутится очень медленно. Народ в горе. В центре Помощники.

Помощн. Люди! Погиб наш Изобретатель! (В народе стон горя.) Мы найдём убийцу и отомстим ему! (В народе крик гнева.) Изобретателя нет, но его изобретение осталось с нами. Оно даст нам свободу, о которой мы мечтали! Но я должен вам сказать, что скорость двигателя уменьшилась. Я пытаюсь исправить неполадки, не останавливая его. Для этого нам придётся временно воспользоваться электрическими двигателями.

В народе разочарование и возмущение, среди голов появляются бороды.

Помощн. Это не отступление. Мы делаем шаг назад, необходимый для разбега. Идея изобретателя вечна, как и его двигатель! (Аплодисменты.)
Люди! Всё зависит от вас. Ещё немного терпения и настойчивости, цель близка. Для того, чтобы восстановить нормальную работу двигателя, мне нужен помощник, который не пожалеет жизни ради двигателя.

Сомн. (без сомнений, забыв об окровавленных руках) Я! (За ним входят ещё несколько добровольцов.) Я сделаю всё, что потребуется.

Остальные: “И я, и я”

Помощник (подходит к Сомн.) Ты - самый отважный. Дай твою руку.

Сомн. подаёт кровавую руку. Помощник отшатывается, а народ шумит. Сомн. с удивлением смотрит на свою руку.

Помощник: Убийца!
Народ вопит: Убийца!
Сомн. (кричит). Подождите! Я не убийца, я всё объясню. Поймите! На руках истинных убийц никогда не бывает крови. Я знаю настоящего убийцу! (Народ расступается.) Вот он! (Сомн. указывает на Бородача, находящегося в толпе.)

Помощник (Сомневающемуся): Ты лжёшь! Этот человек (поворачивается к Бородачу) любезно одолжил нам электрические двигатели для нашего дела. (Народу) Взять его! (Народ бросается на Сомневающегося и подминает под себя, так что его боле и не видно. Помощник в это время отворачивается и любезно разговаривает с Бородачом. Народ постепенно успокаивается.)

Помощник: Итак, кто не пожалеет жизни ради двигателя? (Выбегает несколько человек.) Я выбираю тебя (указывает на одного из выбежавших.) За дело! За мной!

Сцена поворачивается, остаётся только Бородач и появляется Недовольный.

Недов.: Хвалю.
Бородач: Рад служить! Правда меня чуть было не порешили. Чуть не продал меня один.
Недов. Как же ты выкрутился?
Бородач. Случайно. Помощник сразу понял, что к чему. И он решил лучше получить от меня электрические двигатели. Главное, чтобы народ был доволен и вечный двигатель цел. Политик.
Недов. Что ж, я рад за тебя. Но берегись Помощника - политики не любят свидетелей своей политики.

Появляется Женщина.

Недов. (увидя её) Вот чёрт, чуть не забыл, что мне надо продолжить свой род. (Оборачивается к Бородачу) А ты иди, подождём, пока народ устанет от вечного двигателя. Он ведь вечный только потому, что на него придётся им вечно работать. Ха-ха!

Бородач строевым шагом уходит. Недов. подходит к Женщине.

Недов. Постойте! (Женщина вопросительно смотрит на него). Видите ли, мне нужен сын, или в крайнем случае, дочь. Мне нужен тот, кто смог бы, когда я умру, продолжать делать то, что делал я. Я всё время забывал об этом, потому что пока здоров и силён. Но надо смотреть вперёд.
Женщина. Что вам от меня нужно?
Недов. Я бы не стал вас беспокоить, но понимаете, без вас я просто не могу обойтись. Мне нужен ребёнок. Помогите!
Женщина (не понимая): Но как?
Недов. (смущённо). Это считается неприличным только говорить.
Женщина (смущённо-возбуждённо). И как вам не стыдно? (Поворачивается, но не уходит.)
Недов.: Стыдно? Какое уродливое слово! Как можно стыдится зачатия, если вы потом гордитесь материнством?
Ж. (уступчивее) Уж очень вы прямолинейны. Нужно сначала полюбить меня, а потом...
Недов. Но я не хочу любить. Мне нужен только ребёнок.
Ж. Но ведь ребёнок будет и моим. Я тоже давно хотела ребёнка. Но я не могу вам уступить без любви.
Недов. Почему “уступить”? Вы что продаёте ребёнка?
Ж. Вы не поняли. Себя женщина уступает, а ребёнка дарит.
Недов. Разве это дар, если за него нужно добиваться уступчивости? Но у меня нет времени. Я согласен купить этот дар.
Ж. (гордо). Я вам не проститутка.
Недов. Ты хоть знаешь, кто такая проститутка? Это женщина, которая экономит время мужчин, беря за это деньги.
Ж. Фу, как цинично.
Н. Любая правда отдаёт цинизмом. (Вытаскивает, звеня, кошелёк). Пойдём, уединимся, а то скоро из-за уединений станет столько людей, что уже нельзя будут уединиться.
Ж. Меня не смогут купить какие-то десять золотых.
Н. Здесь сто.
Ж. (сомневаясь) Вы же могли меня влюбить в себя и не тратить денег.
Н. Я же говорил, что у меня нет времени, есть только деньги.

Берёт её под руку и легко сопротивляющуюся уводит. Она берёт тем временем невзначай кошелёк.
Входят Бородачи, сплотившись вокруг главного Бородача.

Бородач: Где же шеф? Кажется, уже пора!
Первый Бородач: Главарь уже совсем зарвался.
Второй Бородач: ..и заврался.
Третий Бородач: Народ на взводе. Пора.
Бородач: Где же он?

Выходит Недов., оправляя одежду.

Недов.: У меня будет сын.
Бородач: Прекрасно, пусть он, как и мы, будет жить поперёк любого пути. У нас новость, народ негодует. Главарь пытается успокоить. Он наживается на электрических двигателях, а вечный держит только для отвода глаз. Но от народа ему не избавиться.
Недов. Если маленькому дерьму дать власть, то оно становится большим дерьмом. Идёмте!

Идут. Напирающая толпа, помощник, окружённый несколькими охранниками, позади него вращающийся вечный двигатель. Недов. и Бородач проникают в народ.

Помощник... Теперь, когда царит полное законие и в ближайшем историческом будущем нас ждёт полная свобода, мы должны не покладая рук, трудиться во имя всеобщего счастья. (Ропот.) Пусть нам пока тяжело, но скоро двигатель наберёт планируемую мощность, и мы уничтожим электрические двигатели!

Глас народа: Надоели обещания! Нажраться бы!

Недов. Люди! Он лжёт, он хочет вас заставить работать! Не верьте ему, ведь свобода - в неверии.
Помощник. Взять смутьяна! Свобода - в вечном двигателе! Терпенье, и ко всем придёт счастье.
Бородач: Вперёд!

Народ устремляется вперёд, сминая охранников и Помощника, подбегают к вечному двигателю и сталкивают его с возвышения. Он падает, ломается и из него вываливается человек. Народ в потрясении замирает.
Человек поднимается, оглядывается. Народ приближается грозно к нему. Он в ужасе отшатывается: Не убивайте меня - Я выполнял свой долг перед народом!

ЗАНАВЕС

Всё! Больше рукописного старья не осталось - пропало. Вряд ли где-нибудь всплывёт, ибо не дерьмо.

Михаил Армалинский