ПУШКИНСКАЯ ПРАВДА НА ВЕНГЕРСКОМ ЯЗЫКЕ

Вот и Венгрия встала под знамя антииракской, простите - антидуракской коалиции и освободила Пушкина из-под гнёта диктаторов-пушкинистов, издав его "Тайные записки 1836-1837 годов" на венгерском языке.

В коалиции уже ни много ни мало, а 23 страны. Среди них, как ни странно, и Россия, и Франция, и Германия - три хуятыря.
Но, как известно, свергнуть диктаторский режим пушкинистов - это лишь полдела, а самое сложное и важное - изменить нутро страны, её дух. Так и в России, несмотря на свержение пушкинистов московским изданием "Тайных записок", маленьким, но увесистым академическим тиражом, массовое, всеосвобождающее издание застопорилось - у больших книжных издательств-воротил не хватает всё того же духа (см. "Парапушкинистику"), ибо как указывал классик: там русский дух, там дрянью пахнет.
Российский же народ рыщет, ищет "Тайные записки", хочет их настольной, а также накроватной книгой сделать - а книга давно распродана. Спрос огромный, а предложение - сложно-подчинённое: боятся издатели, как бы чего с ихним патриотизмом не вышло.
Так что одним маленьким изданием "Тайных записок" добиться принципиальных и глубоких изменений в Ираке, простите, в России - трудно. А пока в качестве закрепления американской победы мы одновременно будем осуществлять и российскую мечту: урвать себе кусок от Ирака - мы начинаем работать над изданием "Тайных записок" в Ираке. Таким образом осуществится опосредованное, пушкинское, влияние России на умы и сердца освобождённых иракцев.

Михаил Армалинский
КИСЛО-СЛАДКАЯ МЕСТЬ

Дело было в СССР.
Увидев Олега, его знакомые начинали шептать ещё не знакомым, что он ездил в Швецию. Тогда такой поездки было достаточно, чтобы вызывать благоговение и трепет перед счастливцем. Хотя парень он был противный - лингвист какой-то. Но не только поэтому. Объяснение - ниже.
Я же нигде за границей не бывал, и о Швеции лишь знал, что она - родина сексуальной революции, а не слонов, как моя отчизна. Знание это подкреплялось чёрно-белыми фотокопиями со шведских цветных порнографических журналов, которые мне удалось раздобыть и использовать для соблазнения девушек, показывая им эти фотографии после первой рюмки.
На Олега мне было с лёгкой завистью наплевать, но у него в активе, помимо поездки в Швецию, была подружка, зазывающей красоты. Звать Людка. Грудь у неё была великой и высокой. По не понятным мне причинам Людка была влюблена в Олега, а был он гнусный, особенно внешне. Но быть может, он ей что-то привёз из Швеции, например, огромный искусственный хуй, и за это Людка его любила. Хотя сие мне не было известно наверняка, тем не менее только такой подарок представлялся мне единственным обоснованным аргументом, почему красивая Людка любит противного Олега. Правда, есть и второй аргумент: любовь слепа в то же время зла.
Но самое смешное, что Людка училась в нашем институте, и поэтому я на неё часто натыкался: то в коридорах, то во внутреннем дворе. И её грудь меня всегда отпружинивала. Раз я набрался смелости и заговорил с ней.
- У тебя, наверно, большое сердце, - выдвинул я гипотезу.
- Нормальное сердце, - ответила она бездоказательно, - с чего ты это взял?
Я выразительно посмотрел на её огнедышащую грудь, с трудом скрываемую кофточкой. Людка ухмыльнулась и пошла дальше по коридору. Я её нагнал:
- Я видел тебя как-то с Олегом в пивном баре.
- Ты Олега знаешь? - спросила Людка, замедляя шаг.
- Отдалённо. Знаю, что он всю Швецию объехал. Ты с ним тоже ездила? - я нарочно задал ей вопрос с известными мне ответом, чтобы заставить её продолжать разговор.
- Нет, я его здесь ждала.
- Молодец, - похвалил я её, - не хочешь по этому поводу со мной в кино сходить?
- А что смотреть?
- Американскую народную сказку - переложение русской народной: "Три богатыря".
- Это что ещё за кино такое?
- "Великолепная семёрка", - разъяснил я, чем вызвал у Людки смех , а смех, как известно, подобно водке, расслабляет бабу.
Мы договорились, что встретимся у метро на следующий день, и в последний момент перед тем как расстаться, Людка спросила доверительно:
- Ты не можешь мне одолжить пять рублей? На два дня, - добавила он для убедительности неминуемого возврата долга.
Случайно, у меня имелось пять рублей, хотя обыкновенно содержание моих карманов в среднем составляло около рубля. Я радостно дал ей пятёрку, в уверенности, что долг ещё больше привяжет Людку ко мне.
На следующий день эскалатор, у которого я поджидал её для культпохода в кино, изверг несколько сотен не нужных мне людей, пока я не осознал, что нужную мне Людку он уже не выблюет. Я поплёлся домой, уверяя себя, что она обязательно должна со мной встретиться назавтра, хотя бы для того, чтобы отдать пять рублей. Я, будучи человеком обязательным, никак не мог поначалу уразуметь, что мир построен по законам непунктуальности и что люди обязательные - это аномалия, а точнее, дураки, которых имеют люди непунктуальные.
Моё фиаско с Людкой напомнило мне мой раннеюношеский случай в точности совпадавший как по сути, так и по денежным единицам. У меня, четырнадцатилетнего, одолжил пять рублей двадцатипятилетний художник-плакатист из дома отдыха, что располагался по соседству с дачей, где я жил. В основе моей готовности расстаться с деньгами было обещание художника познакомить меня с доступной женщиной, которая была его близкой знакомой. В то время за пизду я, как Фауст, отдал бы душу. Но вместо желанной пизды я просто потерял пятёрку, так как художник исчез в неизвестном направлении. Но даже если бы направление его исчезновения было бы мне известно, вряд ли что-либо изменилось бы в мою пользу - отнять у этого верзилы деньги у меня бы не получилось.
Когда Людка заняла у меня деньги, я сразу вспомнил этот случай. Но тот факт, что на этот раз у меня просила в долг желанная девушка, не позволил мне приравнять эти две ситуации - мне почему-то казалось, что девушка должна отдавать долги. Но это, конечно же, было ещё большим заблуждением.
Так и оказалось - Людка меня наебла, не ебя, что и есть самое обидное в половых отношениях.
Через несколько дней мы с Вовкой, моим приятелем, пошли в пивной бар, где я впервые увидел Олега. Он был там, будто никуда не уходил с прошлого раза, только сегодня рядом с ним на этот раз сидела Людка. Именно Вовка и познакомил меня тогда с Олегом и шептал мне в ухо про его Швецию.
Олег заметил Вовку и меня и стал грести к себе руками, призывая нас к его столику. Вовка вырвал из-под кого-то лишние стулья, и мы, пробившись сквозь табачный дым, уселись за столик, на которым кучковалась кодла пивных бутылок.
Когда Олег знакомил меня с Людкой, она посмотрела на меня так, будто впервые видит, и явно давая мне знак, чтобы я вёл себя аналогично. Я и вёл.
Олег заказал ещё бутылок и их принесли чуть ли не десяток, забрав пустые. Я подумал, что вот, пропивают мою пятёрку или что хуже - уже пропили. Я-то при всём желании не мог отыграться на пиве - поллитра мне за раз никогда не выпить, и я всегда маленькую брал, которой мне вполне хватало. А все пили бутылку за бутылкой, и Вовка с Олегом восхищались мягкостью опьянения, которое даёт пиво в отличие от удара по башке, который получаешь от водки.
Именно Вовка и приучил меня к пиву в том плане, что я раньше вообще к нему не притрагивался, ибо горькое, а я только сладкое любил. В крайнем случае - кисло-сладкое. По той же причине я не курил, так как попробовав, никакого удовольствия от дыма не получил, а удовольствие у меня - единственный критерий для занятия чем-либо. Искусственность процесса курения как такового, когда надо вдыхать в себя горький дым, меня отталкивала по принципиальным соображениям противоестественности, помимо простой невкусности. А с пивом вышло постепенное приятие, так как его пьют, что является естественным процессом; а по вкусу оно оказалось в конце концов интересным, да ещё с солёностями. Вот я к нему и пристрастился, но как я уже говорил, в строго ограниченных объёмах. Так что я не мог разделить восхищения Вовки, Олега и Людки мягкостью опьянения - я более интересовался мягкостью Людкиной груди и прочих недоступных частей её тела.
Людка сидела, прижимаясь к Олегу, и всячески демонстрировала свою к нему любовь, попивая из его кружки и поя его из своей. А мы с Вовкой должны были служить фоном для их любовного выпендрёжа.
Раз так, думал я, нужно эту Людку наказать за её необязательность. Я убеждён, что непунктуальность - это самое страшное преступление, которое должно караться смертью.
Собутыльники мои всё больше пьянели, а я медленно потягивал свою маленькую кружку и строил планы мести. Прежде всего для Людки, а заодно и для её "шведа". Я воображал себя графом Монте-Кристо, мстящим врагам - самая увлекательная для меня часть романа: беспощадная и хорошо продуманная месть, а не омерзительное христианское фальшивое всепрощение. Месть моя, увы, не могла быть жестокой в той мере, в какой бы мне хотелось, но свершиться она была должна.
Из-за обильного выпитого пива, пивцы то и дело бегали в туалет, а я, пивший меньше всех, сидел на месте. Олег радовался, что я могу сидеть и охранять стол с бутылками, пока они бегают опорожниться. И вот, когда в очередной раз все трое за компанию отправились в туалет, я взял полупустую бутылку пива и, спрятав её под столом, укрытым длинной клеёнчатой скатертью, наполнил её до краёв результатами моего умеренного потребления пива. Затем я быстро разлил получившийся коктейль в кружки Людки и Олега и приготовился торжествовать.
Вовка и Олег вернулись первыми, они явно захмелели и шли, покачиваясь, опустошённые, чтобы поскорей снова наполниться. Сев на стул, Олег сразу ухватился за свою кружку и выпил треть. Тут подошла Людка, тоже плохо держась на ногах, хлюпнулась на стул и её груди заходили ходуном. Она тоже ухватилась за свою кружку, подняла её высоко, призывая Олега чокнуться. Они чокнулись и с возгласом "до дна" - вылили в себя содержимое кружек. И моё тоже...

Полностью читайте в книге Михаила Армалинского "Что может быть лучше?" М., Ладомир, 2012, ISBN 978-5-86218-503-4

Михаил Армалинский