Мои электронные книги в litres.ru, в AppleBooks, lulu.com и в amazon.com

23 апреля 2022

Михаил Армалинский

ФРАГМЕНТЫ ИЗ НОВОЙ КНИГИ:

“Смерть. Ну и что?”

ПЕРЕПИСКА
Виктора Сосноры и Михаила Армалинского
1978 - 2019

Издание подготовил Михаил Армалинский

Миннеаполис США
M.I.P. Company, 2022 - 148 c. ил.
Электронная книга ISBN 978-0-916201-54-8

Переписка (1978-2019) поэта и прозаика Виктора Сосноры и
литератора Михаила Армалинского представляет собой не
только историческую, филологическую и психологическую ценность, но и
является увлекательным чтением для любого, кто неравнодушен к русской
литературе.
В книге факсимильно воспроизведены многие письма, а также опубликованы
фотографии и даны примечания.

ПОЯСНЕНИЕ

Я познакомился с Виктором Александровичем Соснорой в Ленинграде в 1972 году. В 1976 я эмигрировал в США, и мы стали переписываться.
К сожалению, я не делал копии своих первых рукописных писем. Вскоре я понял, что надо сохранять переписку и стал копировать свои письма перед отправкой.
Затем я купил русскую печатную машинку, и копии пошли под копирку. А когда я приобрёл свой первый Макинтош в 1986 году, письма стали сохраняться в электронной форме.
Рукописные и напечатанные на машинке письма Сосноры я бережно сохранял и воспроизвожу их здесь факсимильно и текстуально.
Мне трудно утверждать, что ни одно письмо не пропало. Всё может быть.

Когда же Виктор Александрович уже не мог писать, то это делали под его диктовку подруга, а потом жена Нина Евгеньевна Алексеева (1954—2009), а после её смерти, эстафету приняла подруга-жена Татьяна Ердякова. Так что мы состояли в переписке до самого жизненного конца Сосноры в 2019 году.

В начале книги я привожу заметки-воспоминания о моих ленинградских контактах с Соснорой, а об отношениях после моего отъезда, рассказывают наши письма. Они говорят сами за себя и не требуют моих комментариев, за исключением одного, когда наша переписка прервалась на 15 лет в 1982 году .

Оригиналы писем В. А. Сосноры и копии моих писем, приведённые в этой книге, выставлены на продажу.
Справки по адресу: mp@mipco.com

Михаил Армалинский
Minneapolis, 2022

ЛИТО в Ленигнрадском Научно-производственном объединении "Позитрон" 1972 год.
Я - слева, подался навстречу Сосноре

21 мая 1978

Дорогой Миша!

ОЧЕНЬ рад за тебя. Рад несколько и за себя - мои прогнозы. А ведь прогноз - уже позыв к достижению цели. И если говорят: повезло, - чепуха, это было предуготовлено.
Всё, что ты пишешь о своих литературных делах - правильно тоже. Кому и где нужны стихи - русские ли, английские. Приезжают иностранцы, учёные-слависты и в разговоре выясняется, что из всех русских поэтов они слышали только о Пушкине, читали только Маяковского и Евтушенко. Тютчева, Блока - вообще не знают.
Я - в грусти. Никаких дел, в отличие от тебя, у меня нет. После этих двух книг ничего не предвидится. До осени ещё дотяну с деньгами, а там… Порочный круг. Стихов пишу мало. То есть - вообще не пишу. Вообще-то я не пишу уже полтора года (строк триста!). Всё набрасываю и набрасываю клочки для нового романа, но когда за него сяду?
Кружок бросил. Стали являться несметные толпы, среди них подавляющее большинство алкоголиков и шизоидов. Тебя нет, справляться с ними было некому, все бездарны, - не стоят тех денег-копеек, которые я за них получал. Бросил ещё в декабре. Перевожу какую-то (о мерзкую!) ахинею.
Единственное достижение - вот уже год не лежал в больницах. Условно здоров. Срывы были за год, но только дважды. Квартиру - обещают.
Как видишь, ничего не изменилось со времени твоего отъезда. Книги разве что вышли, но они - шли. Лёша уже автор двух детей, не за горами и третий. Я перестал его в чём-то уверять или разуверять. Бессмысленно. Почти и не встречаемся. Да это и к лучшему - сам по себе перешагнёт через меня. Больше никого не было ни в кружке, ни в ленинградской литературе. Или гниль, или беспомощность, но у всех - беспросветное невежество. А я - не рабби.

За границу пока никуда не собираюсь - дорого. (для меня). Вот каковы дела. Пиши, пожалуйста, тебе есть о чём. Написал бы Давиду - он сейчас активизируется, невзирая на возрастные категории. То, что он к тебе был прохладен - сейчас не играет роли. Будь здоров! Привет всей семье. Очень рад ещё раз - за всех вас:

Твой В. Соснора

8 августа 1978

Дорогой Миша!

Твой случай вообще-то - из ряда вон. За такой короткий срок! Интересно мне было бы глянуть на твою книжку: как это выглядит буквами печати? Мне описывать нечего. Неподвижность. Месяц был в Комарово, после пятилетнего перерыва. “Общался” в основном с кладбищем: там мои друзья. Дюны были дивные, море - морское, солнце - солнечное, грустили в лесах грибочки, но… говорить было не с кем - богадельня.
Бродил и бредил о том, что - там, на кладбище, не воскресить. И Гитович, и Анна Андреевна, и Жирмунский, - и те, кого ты не знаешь. Когда-то и пировали и знали труд. Сейчас в Комарово одни сплетники на костылях и без да бродят на маленьких мотоциклах циничные мальчики.
Это - надеюсь - последний мой приезд в дом творчества. Так называемый. Делать им нечего. Кто-то сдох в газете - обсуждают. К кому-то приехала сестра - обсуждают. Кто-то выпил - звонят или мне сообщают (я в правленье литфонда). О! Единственный разговор - Д. С. Лихачев. Но он не в Доме, у него - академическая дача. Был искренне изумлён и растерян. Пять лет моего одичанья - и вдруг человек светский говорит слово в слово всё то, что я считал принадлежит только моему воспалённому воображенью. Но он - очень реалист. Скоро назначат дату тысячелетия русской литературы. Возьмусь опять за летописи не потому что дата, а потому что остоебенило пережёвывать грязь и грусть себя.
Мне просто всерьёз радостно, что я не ошибался, быть может, первый раз в жизни в человеке - в тебе. Именно так и надо держаться в том мире, в котором ты живёшь. Не опускаться до литературного побирушничества, не унижаться воплями проклятий о нас. Собственно-то так нужно жить везде.
Жара была сильна сим летом. Сейчас похолоднее. Ты знаешь, год назад, когда я лежал на реанимации, я второй раз в жизни всё бросил и начал заново. Год живём с девушкой Ниной, и ничего, дружим. Может быть на сей раз всё наладится. Хотя в себя в этом смысле не верю. Хотя бы потому, что жить становится не на что. Кружок я бросил: бездарность и без тебя они не могут даже провести занятье. Что же, я так и стал бы пасти это стадо блядей и пьяниц? Нет. Ни одного договора у меня нет. Переводы достать очень трудно. Опять наступает длительная полоса обнищанья. Ну да ладно. У кого какой крест на лбу начертан. С 18 лет живу один и привык, что помощь ждать не от кого. Ибо “друзья” - “шалят, целуют, пляшут и не пишут” - как писал Лёша. Кстати, с Лёшей тоже сейчас отношений нет. Это я сделал специально: пора же абстрактному младенцу стать самим собой. Т. наз. “обученье” прошло, - лети сам, я угнетаю собой. Так что о нём я ничего и не знаю. Не знаю даже, который ребёнок у него ещё родился. Он видно не может жить без мощного пресса: всякие ведь типажи в сем мире. Дай Бог, чтобы он не остался на острове отшельчества, а вообще-то отщепенства. И дай Бог, чтобы он не влился в общий поток холуев от литературы (уже не вольётся!).
Таковы тик-таки моего существованья. Был у меня твой друг. Он симпатичен, только трогательно наивен, не по годам. Девка, которая приезжала от тебя - просто девка и ничего больше. Парень её - типичный хлыщ. Но не моё дело. Она ведь не хотела заходить. Видеть её впредь нет желанья. Пусть пасётся.
Переписываешься ли с Кулаковым? Переписывайся, - ему одиноко. Он ходит к советскому пароходу, который приносит уголь и следит за разгрузкой: все же свои. У него сложилось не так счастливо, как у тебя. Он великий художник, но он один из последних когорты классиков 20 века (я - тоже), поэтому ошарашить публику ни здесь, ни там он не сумел, а все хотят щекотки, или онанизма на глазах. Эта фотоживопись, столь сейчас популярная на Западе, вытеснила искусство. Время ждать нужно, но время движется пока только к разврату языка, красок и звуков.
Будь здрав! Дались тебе эти бабы, да ещё американские. Знаю их ханжество. и лицемерье. Женщину бы найти. Но вопрос: как? Вот именно.
Большой привет Израилю Давыдовичу, Галине Яковлевне, сестре твоей, которую я видел только один раз мельком.
Обнимаю тебя - В. Соснора.

13 июля 1979

Дорогой Миша!

Чему ты всё время удивляешься: девяносто процентов человечества - просто тупицы. Разовики, я бы сказал. Попил из колодца, плюнул и пошёл дальше. Не плюй - пригодится. Так же твои отношения с Кулаковым, Марамзиным, Даром. Нужен - переписка, попил водички и - гуляй к следующему. Да и наплюй ты.
Если нет человеческих отношений - на хрена их искусственно создавать а тем более вступать в полемику с Владельцем Журнала (а журнальчик-то - жёлтенький!)
Выпускаешь свои книги - и прекрасно. Закажи мне иллюстрации - я оформлю, будет вообще - казус. Я сейчас как раз работаю над серией ню. Ещё тень в моём пере и в туши, которой у нас уже нет. Не мог бы ты мне прислать настоящей чертёжной туши, неразбавленной? Если хлопотно - не нужно. За подарок новогодний - спасибо, если не получил моё письмо. Ты же знаешь, как это у нас всё нужно. А у вас - копейки.
Был я-таки в Париже. Жил на сей раз хорошо, в отелях, на свои копейки, без блистательной свиты и без языка. Приехал обратно на нулях. Опять батрачу - взял новый кружок, теперь за 90 рублей, рецензирую, перевожу, и вот сейчас на хуторе - пишу свой роман. “День Зверя”. Всё - современность. Кое-какие мотивы Апокалипсиса, но почище.
Книг не предвидится долго, да и публикаций. Да и на Западе мне делать нечего - придётся волей-неволей контактировать со всей диссидентской сволочью, а они не только бездарны, но завистливы, унылы до безобразия и - все на содержанье, побирушники. Ну их на хуй.
Сижу сейчас на хуторе, хорошо; ты так и не побывал: ночью шумят в саду ночные бабочки, вот допишу письмо и пойду выпаривать глупость и яды в сауну. В Ленинграде буду осенью. Что ждёт меня? Не букеты роз и жасмина.
Будь здрав! Привет семье! Плюнь ты на всю диссиденщину, ибо ты - труженик руками своими. Подзаработаешь денег, откроешь свой журнал - полезут к тебе. Они-то все обречены, читал я их в Париже, онанизм. А Лимонов - гнусь камуфляжная.
Пиши чаще. Я всё же Индию воспринимаю по книгам, а не по людям, люди в множественном числе - везде вездеходы.
Будь! Твой В. Соснора.

5 ноября 1979 г.

Дорогой Миша!

Спасибо тебе за новогодний подарок. Такие подарки всегда очень кстати. Новый Год начался для меня бурно: воюю с Лениздатом за новое избранное, мучаюсь с зубами, разгоняю свой новый ЛИТО (теперь в Доме Учёных), расплевался со своим многолетним “лучшим” другом, жду визу в Париж (вот уже два месяца!). Очень много уезжает совсем, вот мои документики на 3 месяца затерялись где-то в волнах уезжающих вообще. На всякий случай мой адрес в Париже (всё-таки авось!):
Marianne Gourg
108 rue de Patay
75013 Paris тел. 583-20-79

Забавно мне было бы прочитать твою статью о сексуальной контрреволюции в США. Пришли. Я от сиих тем - далёк. Я пишу сейчас лишь рецензии да перевожу. В новом Лито, как и в старом единственная забава и невроз - борьба за изгнание шизофренников и тупиц. А их - мно-о-го. Ты пишешь о сексуальностях: что мне делать с девкой, которая пишет стишки на уровне питекантропа, а сидит, распахнувшись до пупа и снизу и сверху? И не изгонишь: она несчастна, муж был у неё, бил её смертным боем и ушёл (охотно понимаю при таком экстерьере!) просто - работница, но видишь ли, с какими эксгебиционистскими талантами…
В Союзе меня избрали в правление Литфонда: тоже занятие: делить по десятке каждый месяц: кому на опохмелку, кому по нищете вдовьей.
В Ленинграде были дикие морозы на Новый Год. У меня - ничего не было. Ничевок - я. Получил письмо от Дара - бредит старик безгонорарным творчеством и нелегальной ленинградской литературой, которая в общем-то - творчество на стенах туалетов, фрескописцы сортиров. Но - его ученики.
Если поеду в Париж - поеду в Прованс, дописывать роман. Если не поеду в Париж - поеду в Эстонию, дописывать роман. От перемены мест слагаемых - сумме ни хуже ни лучше.
Будь здоров! Всё рад, как ты любишь жизнь и умеешь в ней жить.
Твой В. Соснора
Привет Родителям и сестре!

28 января 1981

Дорогой Виктор Александрович!

Давно я не писал, и нет тому прощенья. От недавно приехавших слышал, что афиши о Ваших выступлениях были развешены по городу - а значит, Вы функционируете. Шлю Вам недавно вышедшую книжку. Четвёртая - всё Ленинградское - этим заканчиваю отчёт перед прошлым. Здесь написано мало, да и то в первые два года, по инерции, а теперь всё бизнесом занимаюсь. Вот в декабре вернулся из третьей поездки в Индию, на обратном пути 3 дня провёл в Мюнхене. В середине марта еду опять + Австралия и Новая Зеландия, за которые я отвечаю с недавнего времени. А ещё и свой бизнес, который веду с папой - две машины везём в мае в Вашингтон на выставку и доклад на конференции. Такая тоска! Леночка 5 декабря родила мальчика - Jacob зовут теперь. Необыкновенно интересное явление.
Кузьминский издал первый том антологии Совр. русской поэзии около 700 стр. прекрасно изданный фолиант. Там поэзия 50-60 годов, много о Вас, Горбовском. Лёшу Шельваха и меня обещался в 4 томе. Я через общих знакомых достал 7 стихов Лёши (он за всё время не написал мне ни строчки - Бог с ним, одно о чём жаль, что трудно стихи его доставать не через него).
Может, Вы можете выслать Лёшу из того, что у Вас есть. Вышло ли у Вас что новое после “Кристалла” и “Избранного” в Ленинграде? Посевовского “Летучего Голландца” я купил ещё в прошлом году.
Получил неожиданно письмо от Гали Григорьевой. Ответил, получил ещё, ответил опять - и больше не слышно. Как она? Привет ей.
Приехал недавно мой институтский товарищ - после трёх отказов выпустили на четвёртый. Стало чуть веселее, с точки зрения общей охоты - он холостяк тоже.
В прошлом году умер Давид Яковлевич Дар, перед самой смертью вышла его книжка “Исповедь безответственного читателя”.
В Нью-Йорке процветает еженедельник “Новый Американец”, издаваемый Довлатовым Сергеем, очень остроумная, открытая, яркая газета.
Роберт Масси выпустил книгу “Пётр Великий”, а Сюзанна - “Страна Жар-птицы” - я ещё не читал, впрочем английскую худ. лит не читаю - только русскую. Я им отослал свою первую книжку “Вразумлённые страсти”, изданную в прошлом году, но откликнуться хоть спасибом - не соизволили.
Вспоминая всё, опять благодарю Вас, что подталкивали меня - это мне очень помогло выбрать правильное направление движения. Спокойное и благополучное - уж точно. А там - посмотрим.
Жаль, если какая-нибудь сволочь перехватит эту книжку с письмом.
Пишите и будьте здоровы.
Ваш Михаил.

19 июля 1981

Дорогой Миша!

Что случилось? что ты перестал писать? Эмбарго?
Но моя связь с людьми - получается, что лишь литературные интересы, а ЖИЗНЬ - она делает очень разнообразные извивы, может и мой колодец ещё пригодится.
А мне было бы интересно, чем ты сейчас занят в ЖИЗНИ, что с твоей литературой. Если бы не верил в тебя, не писал бы.
У меня сейчас новое ЛИТО, но это - впервые - выходит за рамки ЛИТО, ребята-университет, лет по 18-20, все как один профессионалы. Может, это поколенье чего-то добьется (не в ЖИЗНИ, конечно же, это исключается) в литературе. Видишь ли, Миша, уехавшие с языком могут “развиваться”, и “расцвести” и. т. д. Пример: Цветаева, расцвет в эмиграции. Но отпочковаться уже следующее поколение не сможет по причине незнанья текучести и развитья языка. Корни - здесь, отпочкованья здесь. Мои слабые надежды на молодых - здесь.
Если тебя вообще перестала интересовать моя литература, (а не я, я никакого интереса вообще-то не представляю), ты напиши, никаких обид нет. Но замолкать на два года без видимой причины - как-то странно. Или болен? или несчастья в семье? Или худо со службой?.. Авось, я и пригожусь на что-то.
Или наслушался сплетен о нас, но мы о вас тоже ведь достаточно наслушались и в отношении определённых людей у меня нет радела на “мы-вы”.
Меня упорно продолжают не печатать и замалчивать. Да это и к лучшему: больше времени остаётся работать мне. В следующем году в “Сов.писе” выходит моё “избранное”, сейчас сдал в набор. Через пять лет, как видишь, будет книга. (после двух книг в 77г). Что ж жаловаться? Так всегда было. Купил ли моего “Летучего Голландца”? Этой внезапной истории здесь никто не придал особенного значенья. У меня до сих пор этой моей книги - нет.
Помнишь, два года назад я писал о кризисе? Кризис прошел. За эти полтора года я написал огромную книгу стихов и роман. Сейчас пишу большую пьесу-роман, где всё: и действующие лица и ремарки к ним по двадцать страниц и авторская речь, и стихи и т. д. Так называемый подъем.
О поездках же сейчас все наоборот. На 81 год меня ещё в Париже вызывал Колумбийский университет. Я проконсультировался у наших инстанций: наши пускают, американцы - не примут! Вот так-то. О свободах. Если ты принял такой же статус по отношению ко мне - напиши, чтоб я знал. Но не думаю. Я - паршивая овца в любом стаде.
Будь здоров! Обнимаю тебя! Твой В. Соснора.
Мой адрес: 191011 Ленинград, ул. Зодчего Росси, дом 2, кв. 126, тел. 212-79-97
У меня вышла пластинка с портретом с записью минут на 20. Ответишь - пришлю.

20 августа 1981

Дорогой Виктор Александрович!

Это моё второе письмо, после получения Вашего, где Вы сетуете на эмбарго. Я Вас и не намеревался забыть, но помимо эмбарго существуют железные гардины, которые не пущали письма, мною сланные. Говорил с Ниной, что оказалась Вашей женой, с чем искренне Вас поздравляю. Я сразу стал звонить в Колумбийский университет, чтобы выяснить, что происходит и почему Вас не пускают, но там никто на славянском отделении не подходит к телефону - каникулы. Напишите, с кем связаться, если могу быть чем полезен - очень мечтаю увидеть Вас, и сделать это здесь - самое оптимальное. Рассказ, что шлю, отражает мою постоянную тягу к прозе, на которую времени не отводит бизнес, которым вынужден заниматься. Всё готовлюсь бороться с этой “вынужденностью”.
На всякий случай, повторю, что писал в предыдущем письме: Леночка родила мне племянника, которому 9 мес. Милейшее существо. Муж её американец, еврей, родители выходцы из России. У него свой завод, два самолёта, яхта и прочие дела. Папа творит машину за машиной, участвовали в двух международных выставках, показывали машины наши. Однако всё это далеко до богатства, и в доказательство тому моя работа на первоначальную компанию, где я менеджер по торговле с Индией, Австралией и Новой Зеландией. В Мельбурне побывал в этом году, а также Гонконг, Бангкок, Париж, Мюнхен и т.д.
Вашего “Летучего Голландца” купил в прошлом году и радостно и грустно вспоминал время, когда Вы только писали эти вещи и кое-что читали мне. Жизнь моя проходит в малопродуктивной суете и в основном в одиночестве. Люди в большинстве омерзительные - не мне Вам рассказывать: “Люблю зверей и не люблю людей” - только я и зверей-то не очень жалую. Так что остаётся бумага. Великое счастье, что родителей люблю и любят они меня, да Леночка, да вот ещё племяшка Jacob.
Приехал один “друг”, за которого я бился через сенаторов, вице-президента и т.д., чтоб ему разрешили выехать после 3-х отказов. Вот приехал - и сразу объявился предателем, тянущим всё к себе и не ведающим чувства благодарности, не говоря уж - о дружбе.
Это типичная картина эмиграции.
Переписываюсь с Мишей Кулаковым, правда не часто. Но последнее время переписываемся с Кузьминским регулярно. Он сделал первый том антологии Современной поэзии (600 стр.), ещё четыре должны выйти. Труд и преданность делу - невероятная, ибо он всё делает сам. А живётся ему не сладко.
Как Лёша? Что пишет? Сколько детей? Привет ему горячий. Пожалуйста, шлите Вашу пластинку, и вообще всё, что можно из написанного.
Слышал, Ширали книжку издали. И Охапкину чуть было не. Что? Как? Позвоните другу моему Саше Вязьменскому , Вы его знаете 233-20-12, у него много моих писем и фото. Я Вам выслал фото в прошлом письме, а здесь хочу сделать письмо лёгким максимально, чтоб рассказ прошёл без задержки.
За это время умер Д. Дар. Перед самой смертью вышла его маленькая книжка, которая вызывает умиление своей детскостью, наивностью. Слышал, тяжело ему было, одиноко. И Трифонова жаль. Он года три назад приезжал к нам, я был на его выступлении в университете. Произвёл он впечатление удручающее - был мрачен, читал куски из опубликованных книг весьма вяло. Но крепкий мужик. Недавно прочёл “Другую жизнь” и ”Старика”. Он со своими мелочами быта делает эффект типа Зеноновских апорий - когда из складывающихся отдельных зёрен образуется куча зерна, неожиданно ставшая новым качеством.
Будьте здоровы и пишите.
Я Вас помню всегда, и фото Ваше, подаренное перед отъездом - у меня на столе.
Ваш Мих.

23 августа 1997

Дорогой Миша!

Я не помню, чтобы ты написал мне “резкое” письмо. Все твои письма были нормальны. О тебе я всегда помнил и радовался твоим успехам. Ты ведь звонил, когда я был в Америке, но нарвался на жлоба: Ефимова . Он тогда работал кухаркой в своей семье, а Эрмитаж выпускала жена . Не помню, на кой хрен я ночевал у него пару ночей, но видно было негде. Твою книжку о Пушкине я читал давно. Она симпатична, актуальна и чуть скучна, я б написал жёстче. Это имя превратили в бесполый государственный чугун и после Вересаева ты один отважился поссать на этот лакированный монумент. Прелестно! Но мало, вот от чего я грустил. Чтоб очистить его стихи от наёмных и платных пушкинистов, нужно взорвать тысячи тонн говна, а ты чрезмерно нежен, эстетичен, чувствителен, слишком любишь Его. И льстишь Ему своей стилистикой. Почему ты не описал Зелёную Лампу , где эти ребята построили специальную дыбу, под неё ложился юноша со стоячим, и на этот стоячий опускали на блоках девушек, спускали, поднимали, — веселились; как естественно! Но и без этого книга очень удачна. Но я не рецензент.
Ты описал свою жизнь в Америке, мне, к сожалению нечем ответить, - нет жизни. Практически у меня не опубликовано в России около 30 книг, и не будет. Обмылки в журналах или брошюрки я не могу считать публикациями. Я нищ. Ничего в этом нет странного, так ведь было и когда ты уезжал. А какие метаморфозы у нищего? Или же новости? Новый кг. картошки? Единственная новость - я не пью, уж давно. ДА, ты же не видел меня глухим, а это уже 16 лет. Тоже в порядке вещей. Единственный, кто помогал мне эти годы был Аллен Гинзберг . Но он вдруг смылся в райские кусты. Скоро и моя очередь. Это не пессимизм, а как раз оптимально. А что описывать? Хорошее впечатление произвели на меня 9 операций за эти годы. Бодрит. Стимулирует “творчество”. Я вполне на ногах, физически, и свои 61 не чувствую. Но разве какой-нибудь австралиец скажет, что он ходит вверх ногами? Скука здесь стала, как и была. Но я всегда жил под пушкинским аналитическим лозунгом: чем хуже, тем лучше. Как и всё у нашего Гения, это цитата из киников.
Я думал, что ты просто бросил мне писать, занятый своими делами, как бросают все уехавшие. Никаких препятствий к будущему эпистоляру или общению не вижу. С искренней приязнью к тебе, всё тот же
В. Соснора.

За последние годы (10 лет) произошёл переворот не во мне, это невозможно, а в способе видения. Это было и прежде фрагментарно, а сейчас, но стало системой”.: интуитивное письмо и жесткая обработка его., иначе книге не быть, она не может без конструкции. “Конструкции стали лёгкие и незаметные”. Безусловно, это от мира глухих. Для моих писаний глухота сыграла сильную и счастливую роль. Как у Гельдерлина - шизофрения у поздних Мопассана и Акутагавы - страх сойти с ума. Именно эти их последние новеллы ставят их в ряд высоких интеитов. (по-видимому, опечатка, должно быть “интуитов” - М. А.)

Книгу можно приобрести в:
AppleBooks,
lulu.com
litres.ru

Читай, писатель. Пиши, читатель: GEr@mipco.com

Подробности ЗДЕСЬ

Подробности ЗДЕСЬ

Подробности ЗДЕСЬ

Подробности ЗДЕСЬ

Подробности ЗДЕСЬ

Подробности здесь

Мои электронные книги в litres.ru, в iBooks и в amazon.com